Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

– Уходя, уходи. Валера, – хмыкнула, продолжив возиться с посудой. Равнодушие задело, но он обрел почву. От этой ясности стало легко и совсем просто. Уйти. Тихонько пройдя в комнату, впихнул в сумку рубахи, пиджак, галстуки. Еще раз оглядел дом и только теперь почувствовал хвойный аромат, заметил ажурные снежинки на окнах, цветы и ветви на стенах. Неля так и не убрала елку. Все сверкало и сияло. Огромная душистая ель в гостиной поблескивала игрушками. Она вся распушилась и не думала погибать. Под ней еще остались поклеенные Нелей разноцветные коробки из-под подарков.

Валера прислонился к стене, стараясь запомнить. Завиток серпантина коснулся лба. Певец поднял голову. С потолка свисали гроздья гирлянд и фонариков. Арочный проход в комнату, обрамленный ветвями ели, – подмигивал маленькими огнями. Серебряная елка на баре прятала под ветвями Деда Мороза, сделанного из ваты, бельчат и кролика. Заводные каретки играли новогодние мелодии, цокали и звенели из разных углов комнаты.

Неля создавала уют даже на колесах. Украшала номера гостиниц. А будет ли Лола следовать за ним?

Поспешив к выходу, Валера прикрыл за собой дверь. Неля повернула замок. Умыла ребенка. В зеркале ванной увидела себя: испуганную, беспомощную. Отвисший живот после родов. Ломкие волосы. Осунувшееся лицо. Усталая. Нежеланная. Не нужна. И ничего не может с этим поделать.

Пройдя в спальню, пыталась надеть маечку на ребенка. Пальцы не слушались. Зоя Кирилловна плакала:

– Поплачь, Неля. Говорили же мы тебе не связываться с артистами…

– Все хорошо, мама, – быстро прохаживаясь по комнатам в длинном платье, произносила она холодно. Плохая, ужасная. Выморожена. Она не должна быть.

За окном метель поднимала снежные хлопья. Словно прощаясь, клонились обнаженные деревья к земле.

– Возьми себя в руки. Поплачь.

Неля прошла в спальню. Никто не видел ее слез, которые, как вода, заливали щеки, шею. Смахивая их с лица, раздражаясь, что они мешают ей видеть, она раскрывала ящики и опять что-то искала. Без него не нужен никто. Бессмысленно. Невозможно. Невозвратимо. Найдя наконец снотворное, вздохнула с облегчением. Выдавливала таблетки все до последней из блистера и запивала водой. Теперь уж наверняка кончится.

В кроватке гулила малышка. Неля прижала ее маленькое тельце к груди, орошая слезами пушистую маковку:

– Прости. Не могу больше.

Новая волна боли поднялась и пронеслась по телу. Схватила за горло. Все потемнело.

В этот же вечер Ободзинский перебрался в двухкомнатную квартиру к Лене Зайцеву. Мутило. Сможет перешагнуть и это. У него будет новая, юная, обворожительная жена. Они сейчас переедут с ней к Лене. Поженятся. Роль любовницы Лола не потерпит.

– Леня, когда у нас гастроли? – спрашивал Зайцева за столом.

– Переговоры веду, Валерик. Обещают 180 концертов, представляешь?

– Не возражаешь, если Лолу сегодня перевезу? Нельзя иногородним в гостинице.

Леня уверенно закивал. Валера поехал за вещами возлюбленной в гостиницу на ВДНХ, где они остановились.

– Разведусь, и сразу поженимся, – улыбался Лолите, обнимая за талию. И с новой силой обрушилась страсть.

Неля очнулась в психиатрической больнице ночью. Над ней нависала женщина и шептала какие-то страшные заклинания. Неужели в аду? Воспоминания раздавили. Она уткнулась в подушку, сжалась, задыхалась и кашляла слезами, как заблудившийся ребенок.

Через несколько дней Зайцеву позвонила Зоя Кирилловна. Валера снял трубку.

– Приезжай и побудь с детьми.

– А Неля что?

– Неля в больнице.

Когда следующим утром Валера приехал к Неле, то не нашел в ней прежней уверенности. Он увидел слабую, растерзанную, испуганную женщину. А этот номер, что она выкинула, вызывал отвращение.

Она закрыла лицо руками и заплакала:

– Пожалуйста. Мне так страшно. Ради всех этих пятнадцати лет – забери меня отсюда.

– Я переговорил с врачами. Хотя бы неделю ты должна оставаться здесь. Нужно пройти тесты.

Вскоре Нелю отпустили. Дом показался ей новым. Пустым. Разбитым. И проклятым.

– Что же ты делаешь… – ругала мама, сидя на кухне. – У тебя дети.

– Куда я теперь? Как прокормлю двоих детей?

– Я в девять лет осталась сиротой. Одна с младшей сестрой. И что? Стала самой богатой женщиной в городе. Надо на себя полагаться. А его никогда не прощай. Кто предал раз, предаст снова. Я даже отца своего не простила. Когда мама умерла, он в дверь стучал проститься. На фронт уходил. Скатертью дорога. Человек не поменяется. Не верь.

Монотонная речь матери успокаивала, но не давала ответа, как выжить. А увидев у Лерочки на левом белке глазика нарост, Неля и вовсе испугалась. Схватила в охапку малышку и помчалась с Зоей Кирилловной в больницу.

– Пингвекула. Нужно оперировать, – с сочувствием пояснил доктор.

– Ей ведь не будет больно? – воскликнула Неля с надеждой.

– А как? Ребенку наркоз нельзя. Маленькая еще.