Валькина жизнь

Все это было год назад. Но работать Ирина так и не пошла. Она сидит дома и выходит на улицу только для того, чтобы купить себе сигареты.

– Ирка курит в подъезде, – доносит Вале Степан.

– Я знаю, – вздыхает Валя. – Я с ней поговорю. Обязательно.

Она действительно несколько раз пытается вразумить дочь, но та давно уже в грош ее не ставит. Когда Валя требует, чтобы Ирина пошла работать или хотя бы села за учебники, чтобы подготовиться к поступлению в следующем году, та лишь лениво качает головой, как медведь, у которого болят уши.

– Мам, – растягивая слова, произносит дочь, – не учи меня жить.

– А кто же тебя учить будет? – возмущается Валя.

– Я тебя умоляю, – закатывает глаза Ирина, – ты бы сама сначала хоть чему-то научилась.

– Да как ты смеешь? – вспыхивает Валя.

– Мне что, тоже в ЖЭК пойти? – бурчит Ирина.

– Тебя не возьмут, – огрызается Валя, – у тебя образования нет.

– А я дворником, – фыркает Ирина.

– Тебя и туда не возьмут, – хихикает Степан.

– Заткнись, недоросток, – рявкает Ирина брату.

– Уймитесь оба, – бормочет Валя.

На этом разговор заканчивается. Так же безрезультатно, как и все другие попытки нравоучительных Валиных бесед. Соседи постоянно жалуются ей на то, что у них целыми днями грохочет музыка. Валя пытается поговорить с дочерью и насчет этого. Но и здесь ничего не может добиться.

– Не буду же я сидеть тут, как в гробу? – возмущается Ирина.

– Так ты хоть тише включай музыку свою, – просит Валя. – Об этом только речь и идет.

– Ладно, – небрежно кивает Ирина.

Но соседские жалобы не прекращаются. Так что, когда, открыв дверь, Валя в очередной раз видит за ней соседку снизу, она устало произносит заготовленную заранее фразу:

– Простите, пожалуйста, я с ней поговорю. Это в последний раз. Я вам обещаю. Она будет включать тише. Чтобы вам не мешало. Я все понимаю.

– А я не по поводу музыки, – хмыкает соседка. – Я насчет нашей двери.

– Чего? – теряется Валя. – Какой двери?

– Пойдемте, я вам покажу, – снова хмыкает соседка, жестом приглашая Валю следовать за собой.

Они спускаются на этаж ниже, где глазам Вали предстает обитая дерматином соседская дверь. Еще недавно она была разделена на ровные ромбы нейлоновыми нитями, прихваченными декоративными гвоздиками. Теперь ее обивка вздулась, напоминая взбитую умелыми руками перину. А нити в беспорядке свисают с нее спутанной рыбачьей сетью.

– Ваш… – соседка делает явное усилие, подбирая определение, которое не слишком бы травмировало материнские чувства Вали, – ваш младший ребенок выковырял гвозди из двери. Можете полюбоваться.

– Я… – начинает было Валя.

– Ваш, ваш! – поспешно перебивает ее соседка. – Застала его на месте преступления. Да только он у меня вырвался. Поверьте мне, это был он.

– Я не об этом, – выдыхает Валя. – Я вам верю. И хотела сказать, что все оплачу. Простите нас, пожалуйста.

– Ох, тяжело вам с ними, – качает головой соседка, выбитая из колеи Валиной покорностью. – Мой муж  сам все починит. Сколько там эти гвозди стоят. Но вы уж с сыном поговорите. Разве так можно? Мы же соседи.

– Обязательно поговорю, – кивает Валя. – Простите еще раз.

– Зачем тебе гвозди? – допытывается она у Степана, когда часа через два он заявляется домой.

– Мы с пацанами самокат делали, – огрызается Степан, который даже не отрицает свою причастность к порче соседской двери.

– Ты в восьмом классе уже, дылда! Какой еще самокат? – рявкает Валя.

– На подшибниках, – хмыкает Степан.

– Подшипниках, – машинально поправляет Валя. – Почему не попросил гвозди у меня?

– У тебя таких нет, – поясняет Степан.

– А мы бы купили, – фыркает Валя. –  И почему именно ты, а не «пацаны», обдирал дверь?

– Потому, что он идиот, – вставляет свое веское слово стоящая за Валиной спиной Ирина.

– Они забоялись, – не обращая внимания на слова сестры, поясняет Степан.

– А ты оказался смелый? – хмыкает Валя.

– Ну, – кивает Степан.

– Разве можно ломать чужое? – качает головой Валя.

На это Степан ничего не отвечает. Он опускает голову и устало, совсем, как мать порой, вздыхает.

– Надо его ремнем отстегать, – предлагает Ирина.

– Заткнись! – огрызается в ответ Степан. – Я тебя сейчас саму отстегаю, коза драная!

– Перестаньте оба! – говорит Валя. – Зачем вы меня мучаете? Неужели вы не можете быть нормальными детьми?

– Ну, как хочешь, – пожимает плечами Ирина и уходит в свою комнату.

– Мам, я есть хочу, – ноет Степан.

Валя ведет его на кухню.

– Пообещай, что больше не будешь делать таких гадостей, – строго приказывает она сыну, наливая ему в тарелку борщ.

– Угу, – бурчит Степан.

– Не «угу», а нормально пообещай, – настаивает Валя.

– Не буду, – снова бурчит Степан, пододвигая к себе тарелку с борщом.

– Что не будешь?

– Не буду делать гадостей, – со вздохом тянет Степан, сам, вероятно, не веря своим словам.

Валя прекрасно понимает, что сына надо наказать. Но она абсолютно не знает, как это сделать. Не бить же его на самом деле ремнем, как предлагает Ирина? Уже взрослый парень. Кричать? Но Валя даже в бытность свою мастером на стройке никогда и ни на кого не кричала. Неужели она сорвется на собственного ребенка? Закатит истерику? Как это отвратительно.