— Клянусь священной кровью Высокого, я настигну твоих убийц даже в преисподней, и смерть на быстрых крыльях будет следовать за мной! — прошептал дон Адольфо. Налитыми кровью глазами он огляделся вокруг и, переступая через трупы, прошёлся по гостиной, подбирая свои пистолеты, внезапно наткнулся на скрюченное тело Хайме Переса и подумал: «Как странно всё в этом жестоком мире: некогда Иуда предал Христа, а этот негодяй намеревался предать самого дьявола!» Затем, сорвав штору с окна и аккуратно накрыв ею дона Родриго, он схватил факел и поднёс пламя к портьере на двери и к шторам на окнах. Убедившись, что огонь хорошо разгорелся, дон Адольфо выпрыгнул наружу сквозь огненную арку и скрылся в темноте.
На следующий день Нитард получил основательную трёпку от Великого инквизитора, а затем от Муцио Вителески — генерала ордена иезуитов, своего грозного патрона. Однако, чудом оставшись в живых во время охоты за так называемым Люцифером, он не жаждал возобновить тесное знакомство с новым обладателем алмазной звезды и предпочитал охотиться за такой мелочью, как чернокнижники, ведьмы, колдуны, алхимики, занимающиеся дьявольскими опытами, еретики и прочие. Вскоре ему представилась замечательная возможность напасть на след одного хитроумного колдуна-чернокнижника, скрывающегося под личиной обыкновенного балаганного фокусника, который, выступая в Толедо и Мадриде, своим искусством привёл в восторг даже королевскую семью.
Сообщив доминиканцам и самому Великому инквизитору о своих подозрениях, Нитард получил добро на арест нечестивца. Однако внезапно проклятый фокусник был вызван по приказу самого Филиппа IV в Эскориал[166]
для развлечения его августейшей подруги, которая уже долгое время мучилась от хандры: ей до тошноты надоело любоваться аутодафе и хотелось чего-либо пооригинальней и поинтересней. Умирающие от смертельной скуки придворные дамы дружно поддержали свою королеву, ибо их уже мутило от бесчисленных казней еретиков и запаха палёного мяса. Арест колдуна пришлось отложить до конца представления. Зал, где он должен был продемонстрировать своё искусство, наводнили фискалы святой инквизиции, хитроумно замаскированные под монахов, разного рода слуг, челядь, гвардейцев и даже придворных.Король Филипп IV с августейшей супругой удобно расположился в роскошной ложе на втором ярусе огромного зала, в котором должно было происходить представление. Его уже предупредили, что фокусник — никто иной, как опасный колдун-чернокнижник, поэтому король, которого, несмотря на болезненный интерес ко всему загадочному и таинственному, связанному с мистикой, пугало искусство заезжего из Голландии новоявленного мага, с лёгким сердцем дал согласие на его арест.
Для большей верности Нитард не пожалел угроз и золота, чтобы подкупить и завербовать самого ассистента колдуна, который в то время как его ассистент устанавливал все необходимые приспособления для выполнения предстоящего трюка надолго исчез за кулисами.
Нитард находился в непосредственной близости от подмостков и, во избежании непредвиденных обстоятельств, внимательно следил за действиями ассистента.
Рядом с Нитардом, гордо подбоченясь, стоял один из самых знатных и богатых германских бастардов, незаконнорождённый сын самого курфюрста Бранденбургского, маркграфа[167]
Адольф фон Бранденбург-Нордланд, который с отрядом своих ландскнехтов успешно воевал на стороне Католической Лиги и поэтому был радушно принят во дворах австрийских и испанских Габсбургов. Теребя русую бородку на крупном упрямом подбородке, он с присущим ему бесстыдством и наглостью подмигивал первым красавицам мадридского двора и довольно ухмылялся в густые золотистые усы, наблюдая понятное смущение чопорных придворных дам и бешенство их кавалеров, что уже неоднократно приводило к дуэлям. Однако, исключительное искусство, с которым этот проклятый бастард владел любым видом оружия, быстро охлаждало самые горячие головы гордых испанских аристократов.— Пора бы уже начинать, — с раздражением процедил сквозь зубы маркграф и, резко развернувшись в сторону королевской ложи, при этом как бы невзначай наступив каблуком тяжёлого ботфорта на ногу Нитарда, неохотно отвесил глубокий поклон и спросил, обращаясь к самому королю: — Ваше величество, разрешите я потороплю этого голландского бездельника, ибо он слишком долго заставляет себя ждать.
Филипп IV важно кивнул вытянутой, словно огурец, уродливой головой, милостиво давая своё высочайшее согласие.
Больно ткнув локтем в бок Нитарду, чванливый аристократ, наконец, соизволил сойти с уже онемевшей ступни иезуита и отправился за кулисы.
— Боже, покарай этого проклятого бастарда! — прошептал бледный от злости Нитард. — Ещё чего доброго, этот наглый глупец испортит мне всю игру.