Валленштейн

(Герцогство Мекленбургское. Шверин, ночь с 11 на 12 апреля 1630 года)

После того как барон Илов, приглашённый победителем турнира, преподнёс на конце копья корону королевы рыцарского турнира зардевшейся от удовольствия Брунгильде, герцог, польщённый такой честью, но на самом деле ничуть не сомневавшийся в том, что именно его дочери достанется эта корона, велел объявить о предстоящем пире в честь победителя и королевы. Пир должен был состояться во дворе замка герцога. На него пригласили всех без исключения участников турнира и, разумеется, всех высокородных зрителей. Под открытым небом устраивался карнавал и пир для простонародья. Не только протестанты, владельцы трактиров и шинков, но и хозяева прочих питейных заведений, обязывались выкатить на площадь перед ратушей и кафедральным собором восемь дюжин сорокавёдерных бочек с пивом, четыре дюжины таких же бочек с вином, не считая более крепких напитков в меньших по объёму ёмкостях. Сюда же полагалось доставить копчёные свиные окорока, ветчину, рулеты, разную солонину, кровяные, ливерные, копчёные и варёные колбасы, кур, уток, гусей, каплунов, дроздов, перепёлок, голубей пожирнее, варёные и жареные яйца, а также различные сыры, и более двух сотен дюжин караваев. Средства на праздник предоставил магистрат, а герцог приказал выкатить из своих подвалов целую дюжину бочек с пивом: пусть подданный народ вволю повеселится и славит его.

С наступлением сумерек началось долгожданное карнавальное шествие с фейерверком, плясками, песнями, шутками — часто не безобидными. Разумеется, всё это сопровождалось обильным возлиянием, перешедшим в повальную пьяную оргию, народ с головой окунулся в дикий разгул: конца затянувшейся войны не было видно, поэтому оставалось только пить и гулять до умопомрачения, не задумываясь о будущем. Кто знает, что случится завтра? Разорение? Нищета? Голод или эпидемия? А может, насильственная смерть? Если же не убьют, то могут ограбить кондотьеры или нанести тяжкие увечья! Человек жив, пока он надеется на лучшее!

Во дворце герцога веселье было в разгаре. Чествовали Брунгильду и барона Илова. Не забыли и о герое дня — бароне. Он после тяжёлого дня сильно проголодался и неутомимо работал челюстями, даже не подозревая, что обеспечивавшая его обильной снедью и выпивкой дочь шверинского лекаря томится в страшных застенках святой инквизиции. Рейнкрафт смачно отрыгивал, чавкал от удовольствия, время от времени бросая обглоданные кости на пол охотничьим собакам герцога.

Вскоре от пьяных криков, чада факелов и свечей у герцогини не на шутку разболелась голова, и, предупредив уже порядком захмелевшего супруга, с презреньем и брезгливостью окинув мимолётным взглядом вдребезги пьяных рыцарей и их дам, опираясь на руку фрейлины, она с независимым видом удалилась в свои покои. Через минуту и граф Пикколомини, сославшись на плохое самочувствие, как следствие падения с лошади, тоже попросил у своего грозного покровителя разрешения удалиться. Герцог, всецело занятый болтовнёй со своими офицерами, лишь нетерпеливо отмахнулся от него, под хохот собутыльников с удовольствием вспоминая подробности турнирных поединков, не замечая или делая вид, что не замечает, как на него с бешеной ненавистью с противоположного конца огромного стола смотрит фельдмаршал Тилли, окружённый приунывшей свитой.

В это время низкорослый горбун, почти карлик, как чёрт из коробки, выскочил из-под стола, залаял и принял позу просящей собачки — сложив перед бочкообразной грудью тонкие длинные руки и полуприсев на коротких кривых ножках, — преданно заглядывая в глаза герцогу. Валленштейн, терпевший этого ублюдка лишь из-за прихоти супруги, с досадой оторвался от увлекательной беседы, схватив солидный кусок свиного окорока, уже порядком обглоданного, запустил им прямо в уродливую физиономию шута. С невероятной ловкостью, словно настоящая собака, тот прямо на лету ухватил кость своим клыкастым ртом и, опустившись на четвереньки, угрожающе зарычал. Герцог расхохотался и сказал горбуну:

— Получил косточку? А теперь проводи графа и убирайся с глаз долой, пока и в самом деле я не натравил на тебя собак!

Шут радостно тявкнул в ответ и на четвереньках, с неимоверной быстротой оббежал графа Пикколомини, принюхался к его низко опущенным отворотам ботфорт, украшенных пышными кружевами, белым шёлковым чулкам, к коротким штанам с пуфами и вдруг, как заправский кобель, задрал ногу и пустил струю на это изысканное облачение.