Вальпургиева ночь. Ангел западного окна

Неясные картины плывут, словно размытые, забрезжившие в утренней дреме воспоминания о снах. Столпотворения, пиры, рукопожатия и братские поцелуи с вельможами, со знатными сановниками, при каждом шаге звенящими шпорами и орденскими цепями, с наряженными в бархат и шелка посланниками и учеными. Прогулки по узким улочкам Праги, и всегда во главе кавалькады скачет Келли, прощелыга то и дело запускает пятерню в развязанный кошель и швыряет серебро в оттесненную к стенам восторженно вопящую толпу. Мы стали пражским чудом, скандалом, в городе только и разговоров что о нашей невероятной авантюре. Всевозможные небылицы, обошедшие всю Прагу, достигли и наших ушей. Мы прослыли богачами, владеющими несметными сокровищами и приехавшими из Англии для того, чтобы потехи ради водить за нос императорский двор и честных горожан, выдав себя за адептов герметического искусства. Это самая невинная и беззлобная басня из тех, какие про нас сложили.

Долгие изматывающие препирательства с Келли по ночам, после шумных пиров. Осоловевший от чрезмерных возлияний и обильных жирных яств, излюбленных чехами, едва держась на ногах, Келли плетется спать. Я трясу пьянчугу, схватив за грудки, трясу что есть силы, мое терпение лопнуло, нет мочи смотреть, как он корчит из себя невесть кого и швыряет деньгами налево и направо.

— Свинья! Мужлан! — кричу я. — Подобранный из милости крючкотвор, прозябавший в лондонских трущобах! Очнись! Возьми себя в руки! До каких пор это будет продолжаться? Весь серый порошок профукал! И половину красного!

— Зе-зе-зеленый… Зеле-ный ангел… скоро подкинет новую по-по-порцию. — И паршивец рыгает.

Заносчивость, сластолюбие, ослиное упрямство, с которым корноухий, дорвавшись до денег, каких в жизни не видывал, швыряет их на ветер, грубая, тупая спесь, бахвальство выскочки, — золото, дарованное Ангелом, пробудило от спячки всех этих нетопырей темной души Келли, проходимца с отрубленными ушами, и все они выпорхнули на свет. Пока мы терпели нужду, Келли был неплохим товарищем, он легко и весело переносил голод и прочие лишения, никогда не падал духом, но теперь с ним, второй раз в жизни вкусившим богатства и роскоши, просто нет сладу, буйно разгулявшегося кутилу никакими силами не обуздать.

Господу не угодно, чтобы драгоценное золото стало на нашей земле одним из заурядных металлов. Ибо сей мир есть загон для свиней…

Помимо моей воли снова меня повлекла некая неудержимая сила в узкие переулки еврейского квартала, на берег Влтавы, туда, где живет рабби Лёв, который, захохотав как безумец, осмеял мою веру в Ангела. Своим издевательским смехом рабби обратил меня в постыдное бегство, ибо при виде его желтого длинного зуба, одиноко торчащего во рту, разом остыл жар моей напыщенной веры…

Я брел куда глаза глядят и очутился возле одного из древних, высоких, словно башня, еврейских домов с проходным двором. В нерешительности остановился, раздумывая, куда теперь, и тут из черной подворотни кто-то шепотом меня окликнул:

— Сюда! Здесь пролегает путь к вашей цели!

И я иду на зов незримого.

В темной подворотне меня вдруг окружают — я чувствую — чужие люди. Что-то шепча, оттесняют в какой-то боковой ход, подталкивают к обитой железом двери и ведут по длинному сумрачному подземному коридору. Под ногами настил из трухлявых досок, с которых при каждом шаге поднимается сухая пыль. Сверху сочится слабый свет — высоко над нашими головами изредка виднеются узкие оконца вроде щелей. Становится страшно: я угодил в ловушку! Чего от меня потребуют? Останавливаюсь. Люди плотно окружают меня, они вооружены, на всех лицах маски. Есть у них и предводитель. Он снимает маску. Передо мной физиономия честного вояки.

— Приказано императором, — говорит он.

Я попятился.

— Арест? За что? Имейте в виду, у меня имеется охранная грамота ее величества королевы Англии!

Офицер качает головой и жестом велит идти дальше.

— Что вы, сэр, какой арест! — говорит он. — У императора есть резоны, коли он не хочет предавать огласке ваш визит. Его величество ждет вас. Следуйте за нами!

Подземный ход заметно идет под уклон. Последние проблески света исчезают. Дощатого настила уже нет. Под ногами скользкая жижа. Стены сырые, источающие запах плесени, небрежно выровненные лопатой.

Стоп! Мои сопровождающие тихо переговариваются. Я приготовился к смерти — внезапной, невообразимой, чудовищной… Мне давно ясно, что мы находимся в потайном подземном ходе, о котором много толкуют в городе: он проложен под Влатвой и ведет от Старого места в Градчаны. Его вырыли по приказанию Габсбургов, а когда дело было сделано, всех до единого землекопов, работавших здесь, утопили в водах Влтавы, чтобы не проговорились, где скрыты вход и выход.