Вальпургиева ночь. Ангел западного окна

— Господь наставлял: «Кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе…»[25]

Император встрепенулся, дернул головой и защелкал хищным клювом:

— Настоятельно советую вам, сэр, следуйте моему примеру — прежде чем есть или пить, все давайте кому-нибудь отведать. В здешней жизни полным-полно коварных интриганов да отравителей. Поди знай, что тебе поп однажды поднесет в потире? Может быть, пресуществленному телу Господню угодно мое… скоропостижное вознесение на небеса? Подобное уже бывало в истории! Зеленые ангелы, черные пастыри — гадюки из одного поганого выводка. Так что остерегайтесь, сэр!

По моей спине пробежал озноб. Вспомнилось все, о чем с опаской шепотом говорили разные люди еще во время нашего путешествия в Прагу, вспомнились и осторожные, уклончивые речи Гаека, лейб-медика императора, в которых я уловил намек: дескать, рассудок Рудольфа не всегда бывает вполне ясен; как знать, может быть, Рудольф… безумец.

Подозрительно покосившись на меня, он продолжал:

— Повторяю: остерегайтесь, сэр! Раз уж затеяли пресуществление своей плоти — поторопитесь. Таков мой совет. Святая инквизиция питает живой интерес к вашему, гм… пресуществлению. Сомневаюсь, чтобы ее интерес пришелся вам по вкусу! Сомневаюсь и в том, что окажусь в состоянии защитить вас от деятельного участия со стороны сих благотворителей… Вы должны понимать, я одинокий старик. Мое слово тут мало что решает…

Орел нахохлился и, кажется, задремал. А я глубоко взволнован: император Рудольф, самый могущественный из смертных, монарх, повергающий в трепет властителей светских и духовных, вдруг говорит, что он стар и бессилен? Что это, притворство, коварный обман?

Император разгадал мои мысли, пристально следя за мной из-под полуопущенных век. Покашливая, он насмешливо предложил:

— Станьте-ка сами королем, сэр! Сразу убедитесь, сколько у монарха докуки и тягот. Ежели кто не обрел в себе цельности, не стал двуглавым, как орел нашей династии, лучше пусть не посягает на корону, все равно какую, — ни на символ земной монаршей власти, ни на венец адепта.

Император бессильно поник в кресле, словно истомившись в долгих трудах. В моей голове вихрем проносились мысли: откуда Рудольф, странный, загадочный старец, сидящий передо мной в потертом кресле, узнал мои сокровенные тайны? Как обо всем догадался? И тут я вспомнил королеву Елизавету, ведь и она иногда говорила со мной о таких вещах, которые определенно не могли родиться в ее собственной голове. Эти речи звучали так, будто доносились из иного, нездешнего мира, к коему здравые и трезвые помыслы моей государыни никогда в жизни не могли бы обратиться! И вот теперь то же самое произошло сейчас… император Рудольф… Что же это за странные, загадочные феномены с людьми на королевских престолах? Неужели монархи — тени великих, увенчанных на царство в нездешнем мире?

Император выпрямился.

— Да, так что там с вашим эликсиром?

— Если вашему величеству угодно, я принесу тинктуру.

— Хорошо. Завтра в это же время, — отрывисто объявил он. — И никому ни слова о наших встречах. Для вашего же блага.

Я молча поклонился, но не понял, отпустил ли меня император. Пожалуй, да. Рудольф дремлет.

Поворачиваюсь к двери, отворяю и в ужасе чуть не отскакиваю — передо мной огромное чудище, с разинутой пастью, песочно-желтое… Демон из преисподней? В следующий миг я опомнился и вижу — это могучий лев, устремивший на меня злобный взгляд маленьких и сонных зеленых кошачьих глаз, он плотоядно облизывается, в пасти желтеют острые зубы…

Осторожно пячусь, но страж порога бесшумно и лениво наступает, он все ближе, все громаднее. По-кошачьи пригнулся, сейчас бросится, он же изготовился к прыжку! Кричать? Не могу. И в смертельном страхе чувствую — это не лев. Дьявольская харя с рыжей гривой… она ухмыляется, скалит зубы… я слышу громоподобный хохот, это же… Он, его физиономия, я хочу крикнуть: «Бартлет Грин!» — но горло сдавило…

И тут император щелкнул языком — желтое чудище повернуло голову, потом покорно подошло к императору и, глухо ворча, улеглось у его ног, громадная туша опустилась так грузно, что я почувствовал, как вздрогнули половицы. Лев, просто-напросто лев! Гигантский берберский лев с огненно-рыжей гривой.

Снова слышен шелест листвы за окном.

Император кивает, глядя на меня:

— Как видите, охраняют вас недурно. «Красный лев» сторожит у врат всех тайн. Это же азы для претендующего стать адептом. Ступайте!

На меня обрушивается оглушительный шум. Гремит танцевальная музыка. Огромных размеров зал. A-а, вспомнил, я на празднике, который мы с Келли в ратуше закатили пражанам. Голова идет кругом от шума и гама разгулявшейся толпы, от восторженных воплей «Виват!» и здравиц подвыпивших гостей. Через толпу, пошатываясь и расплескивая из большой чаши пенистое чешское пиво, ко мне пробирается Келли. Он гнусно ухмыляется. Невыразимо гнусно. Крысиная мордочка пройдохи, в прошлом лженотариуса, уже не прячется под зачесанными на уши длинными волосами. На месте отрезанных ушей багровеют мерзкие рубцы.