Вальпургиева ночь. Ангел западного окна

— Так. Ровно через десять дней извольте явиться к бург-графу, князю Розенбергу, я распоряжусь, как быть дальше. Имейте в виду, улизнуть не удастся! Вас ведь отлучили от святой Церкви. У кардинала Маласпины глаз зоркий… Дымком пахнет, сэр Ди! Жаль, но моя власть не простирается за пределы Богемии… А вам придется покинуть сии пределы, если по истечении десятидневного срока книга святого Дунстана не будет здесь, у меня, и я не услышу от вас внятного ее истолкования. Мы друг друга поняли? Вот и прекрасно.

В глазах у меня часовня пошла кругом. Значит, конец? За десять дней я должен добраться до смысла загадочных и неясных наставлений гримуара святого Дунстана, не то мы пропали, нас ославят как мошенников, вышлют за пределы страны, а там схватят ищейки святой инквизиции. В ближайшие десять дней Ангел должен помочь нам! В ближайшие десять дней я должен узнать все тайны, скрытые за темными письменами на древних пергаментных листах. Зачем только извлекли их на свет, нарушив покой святой могилы! Зачем только я их увидел!.. Да, но кто осквернил могилу святого Дунстана? Кто, если не сам я! Я же снабжал деньгами шайку Воронов, подбивал разбойников на преступные деяния!.. Вот оно, возмездие, свершается суд… Приди же на помощь, о единственный, кто может помочь, спаситель моей чести, моих трудов, моей жизни — Ангел, посланник Божий, чародей и чудотворец западного окна!

В комнате полумрак, мало света от тусклой лампы. Дни и ночи прошли в упорных размышлениях, мучительных стараниях разгадать тайну и ожидании; все труднее бороться со сном, мои глаза покраснели, болят, как болит и душа, истомившаяся, жаждущая покоя…

Келли вернулся. Я рассказал ему, как измучился, пытаясь проникнуть в тайну пергаментных листов из склепа святого Дунстана. В ярких красках расписал и ужасную судьбу, что ждет нас, если не исполним требование императора.

Келли развалился и, похоже, хочет сладко прикорнуть в моем кресле у стола, за которым я без жалости истязал свой мозг. Но иногда полуприкрытые глазки Келли так ярко вспыхивают, что меня пронизывает дрожь. Что он замышляет, этот человек, какие планы роятся в его голове? Что же делать?

От страха меня бьет озноб. Я едва сдерживаюсь, чтобы не стучали зубы, меня бросает то в жар, то в холод, а голос звучит глухо, сипло.

— Теперь ты знаешь, дорогой друг, каково наше положение. Осталось три дня, за это время мы любой ценой должны проникнуть в тайну приготовления тинктуры с помощью красного порошка из гробницы святого Дунстана. В противном случае с нами расправятся как с рыночными шарлатанами. Отдадут в руки инквизиции, а там еще день-два и сожгут, как… — И невольно у меня вырывается: — Как Бартлета Грина в Лондоне.

— За чем дело стало? Дай императору книгу. — Келли лениво цедит слова, и это хуже самой злой издевки.

— Да не могу я дать ему книгу, которую не в состоянии прочесть и понять!

Крик возымел действие — Келли поднял голову. Скользнул по мне взглядом удава, завидевшего добычу.

— Значит, ты заманил нас в западню, а вызволять предоставляешь мне? Потому что если кто и может вызволить, то только я. Так, что ли?

Я молча киваю.

— Что же получит в награду презренный крючкотвор, которого сэр Джон Ди из милости подобрал в грязных лондонских трущобах?

— Эдвард! — У меня темнеет в глазах. — Эдвард, разве ты мне не самый близкий друг? Разве я не делился с тобой всем, всем, что у меня есть, как с родным братом, нет, ты мне ближе, чем брат, — ты стал словно частью меня самого!

— Делился, да не всем, кхе, кхе…

Меня трясет как от холода.

— Чего ты от меня хочешь?

— Я, брат? От тебя? Ничего, брат…

— В награду! В награду! Чего ты хочешь в награду, говори, Эдвард!

Келли наклоняется вперед:

— Тайны Ангела непостижимы. Он вещает моими устами, я постиг его ужасную власть. Я познал, что грозит тому, кто дал клятву в беспрекословном повиновении и ослушался… Баста, никогда больше не призову Ангела.

— Эдвард!! — Безумный вопль страха рвется из моей груди.

— Никогда больше не призову, Джон, если не обещаешь, что за любым его повелением последует беспрекословное повиновение, подобно тому как на зеркальной глади озера вслед за солнечным лучом, павшим из туч, является яркий блеск. Будешь ли, брат Джон Ди, повиноваться всем приказаниям Зеленого ангела западного окна так же послушно, как я?

— Когда же я не был послушен?! — Я вне себя от негодования.

Келли протягивает мне руку:

— Как бы то ни было, поклянись в повиновении!

Я клянусь, и звук моих слов наполняет комнату, подобно клубам дыма, мне слышится шепот тысяч и тысяч демонов и шорох… шорох крыл… зеленых ангельских крыл…

Бургграф Розенберг, да, это он, расхаживает туда-сюда передо мной и с огорченным видом разводит руками.

Теперь ясно, где я нахожусь: мягкий свет, что окрасил все вокруг в разные цвета, льется из окон с яркими витражами на галерее хора, а мы стоим за высокой алтарной преградой в соборе святого Вита^{135}.