Вальс бывших любовников

– Может, я тогда тоже переоденусь? – равнодушно спросила она, стараясь не смотреть ни на Колодину, ни на Юльку.

– Сильно умная? Нет уж, как-нибудь управлюсь, торопиться мне некуда, здесь искать не станут.

– Откуда ты знаешь? Может, со мной группа захвата приехала и сигнала ждет?

– Да не валяй ты Ваньку, Крошина, – подходя к ней вплотную, прошипела Нина. – Никто с тобой не приехал, я же ждала, вон у меня и аппаратура стоит на окне, – она махнула головой вправо, и Лена увидела, что там, на небольшом окне под самым потолком, укреплена стойка с каким-то прибором. – Это датчик внешнего движения, сигнальчик прямо на телефон идет, так что нет с тобой никого.

Когда руки в резиновых перчатках плотно обхватили шею, Лена поняла, что совсем ничего не испытывает – ни ужаса, ни боли, ни даже просто прикосновения. Закружилась голова – и только.

«Еще пара минут… пара минут… и все…»

Но тут какой-то глухой звук разрезал тишину, и она, не успев понять, в чем дело, мешком упала на пол.

Вой сирены бил по ушам так, что казалось, вот-вот лопнут перепонки. Крошина с трудом разлепила веки и увидела белый потолок, который почему-то трясся из стороны в сторону.

– Где… – прохрипела она, не узнавая собственного голоса. – Где… я?

– Лежите спокойно, Елена Денисовна, – раздался строгий женский голос, и Лена попыталась повернуться на его звук, но не смогла – ее тело не слушалось. – Не надо шевелиться, мы вас к носилкам фиксировали. Вот сейчас масочку наденем кислородную, вдыхайте глубже… – к лицу поднесли что-то прозрачное, Лена сделала глубокий вдох и снова потеряла сознание.

Очнулась она уже в больнице, в палате с монитором, подключенным к электродам на ее груди. С трудом сунув руку под одеяло, Лена обнаружила, что лежит в одном белье. В палате горел только небольшой ночник, жалюзи на окнах были закрыты, и она не могла разобрать, какое теперь время суток.

Очень пересохло во рту, хотелось пить, но даже дотянуться рукой до тумбочки Лена не могла, хотя сквозь какую-то пелену в глазах видела укрепленную там кнопку.

«Наверное, если нажать, придет кто-нибудь», – думала она, но рука слушалась плохо. Очень болело горло, саднило так, словно она выпила что-то жгучее.

Дверь в палату приоткрылась, и на пороге Лена с трудом рассмотрела мужской силуэт. Почему-то стало страшно – как будто она осталась совсем беззащитной и незнакомец может сделать все, что ему заблагорассудится.

– Лена… Леночка, ну как ты? – заговорил вошедший очень знакомым голосом, и Лена, с трудом сумев сфокусировать взгляд на его лице, узнала мужа.

Из глаз хлынули слезы, словно внутри не выдержала преграда, сдерживавшая их, и теперь они свободно текли по щекам, падая на шею.

– Ну что ты… – Филипп сел на край кровати и взял ее руку в свои. – Теперь-то что плакать… Все, слава богу, хорошо, ты жива, Юлька жива… Андрей молодец, конечно, успел… Не плачь, моя хорошая, больше бояться некого.

– А… Нина? Нина… что с ней? – с трудом прохрипела она.

Горский только махнул рукой, давая понять, что сейчас говорить об этом не намерен.

– Почему… почему у меня такой голос?

– Она тебе чуть трахею не сломала, такие ручищи сильные… Ты молчи, тебе сейчас надо как можно больше молчать, иначе так и останется. – он наклонился и поцеловал ее. – Как ты меня напугала, Ленка… Когда Паровозников позвонил, я в первый момент даже не понял, о чем речь. Хорошо еще, что он не такой авантюрист, как ты, сразу Шмелеву доложил, группу захвата вызвали. Только Андрей все равно чуть раньше приехал, как почувствовал. Еще бы минута – и тебя не спасли бы… – Горский судорожно вздохнул. – Ох… до сих пор не могу поверить, что все обошлось.

– Где… Юлька?

– В соседней палате, на детоксе. Там такая доза снотворного – лошадь бы упала. Ничего, откапают за пару дней, все будет в порядке.

– А… я? Со мной… как?

– А ты сперва будешь лежать тут, а потом, когда выпишут, мы поедем в наш ведомственный санаторий, мне генерал лично пообещал и путевку, и отпуск. Будешь гулять, есть, спать и молчать, как рыба, – легонько щелкнув ее по носу, рассмеялся Филипп. – И даже не вздумай возражать! Тут на ушах все ходят, вокруг больницы журналисты дежурят, все хотят твое интервью.

– Удачный момент, – просипела Лена, хватаясь за горло. – Больно…

– Сказал же – молчи. Паровозников спрашивал, когда к тебе можно зайти, он там на станции все закончит с группой и подъедет.

– Пусть сразу, как приедет… хотя нет, он же к Юльке должен… тогда после нее.

– И учти – с ним тоже разговаривать запрещено! Я его предупрежу.

– Блокнот тогда… принеси…

– Все я принес, и блокнот, и ручку, и пижаму, – показывая на брошенный на пол пакет, сказал Филипп. – Твердую пищу тебе пока нельзя, придется все через блендер пропускать.

Лена поморщилась. Но горло болело так, что она даже не сомневалась – выполнять предписания врачей придется.

Она взяла протянутый мужем блокнот и ручку, раскрыла его и быстро написала: «Ты не сказал, что с Нинкой?»

Показав страницу Филиппу, она вопросительно посмотрела ему в лицо.

– Дело завтра закроет Шмелев.

«Почему???»

– В связи с гибелью обвиняемой при задержании.

«Что?! Как это случилось?!»