Вальс ведьмы

– Теперь нам остается только ждать и защищаться, – сказал дядя Гораций, к его голосу вернулась сила. – Эти прискорбные события произошли за короткий промежуток времени, поэтому власти будут бдительнее, чем когда-либо, даже Красной крови.

Я закрыла глаза, вспоминая миссис Уильямс и ее слова перед Ковеном, незнакомую молодую девушку с длинными рыжими волосами, которая в последний раз обратилась к нам, прося помощи, что еще не пришла, и я очень сомневалась в том, что когда-нибудь придет.

Это была не единственная сенсация, заполнившая первые полосы на этой неделе. Несколько дней спустя еще одной новостью стал разговор за завтраком: арестовали Томаса Бонда, судмедэксперта, которому много лет назад было поручено провести несколько вскрытий жертв Джека-потрошителя.

Поговаривали, что, поработав с трупами, он потерял рассудок и начал увлекаться работами серийного убийцы. Судя по всему, он был заключен в тюрьму и ожидал суда. Несмотря на то что для многих это стало хорошей новостью, обвиняемый утверждал, что не виновен. И это был бы уже не первый раз, когда, руководствуясь сенсационностью и срочностью, невиновного заключали в тюрьму.

Я тоже в это верила. Я была в Академии, когда этих бедных женщин убивали в Уайтчепеле, но знала, что были совершены десятки арестов и ни один из них не увенчался успехом. Многие говорили, что убийца покончил жизнь самоубийством; кто-то – что он принадлежал к королевской семье и это делало его неприкосновенным; а другие – что он бежал в Америку. Подозреваемых постепенно отпускали на свободу, пока внезапно, после его самого жестокого убийства, этот высокий мужчина, всегда бывший в плаще, внезапно не исчез; он растворился в небытие, как туман исчезает с незаасфальтированных улиц трущоб.

Однако на этот раз неделя закончилась без очередной насильственной смерти. И следующая тоже. Постепенно нежелание считать Томаса Бонда невиновным исчезло.

Вскоре новости об этом убийце Изгнанников перестали поступать, и я снова стала той ведьмой, что переходила от вальса к вальсу в поисках жениха, которого никогда не желала. Мы больше не пересекались с Андреем Батори. На самом деле, я этого и не ждала. Но время от времени я смотрела в никуда и пыталась вспомнить моменты после похищения Алистера Вейла, когда Тринадцатый стал моим Стражем и спас мне жизнь. У меня не было никаких воспоминаний, связанных с ребенком, когда я лежала посреди кровавой схемы, а мои родители и их старый друг сражались насмерть. Тем не менее я могла себе представить, как он прячется за обломками какой-то могилы, разнесенной на куски в результате драки.

Несколько старше меня, с взлохмаченными темно-русыми волосами, его глаза раскрыты так же широко, как в тот раз, когда я перестала быть невидимой перед ним, а зубы и руки сжаты.

Иногда я проклинала себя за то, что призналась ему, что я та девочка, которую он нашел. Для чего только, черт возьми, я сказала ему это? Чего хотела этим добиться?

Я думала о последнем взгляде, который он бросил на меня, когда Энн постучала в дверь спальни, напомнив, что меня ждут мои тетя и дядя, из-за чего я со вздохом вернулась к реальности. На календаре было 31 октября, день Черной крови и магии, и тетя Эстер решила пойти в оперу, чтобы отпраздновать его. Пьеса, которую будут ставить вечером, не могла быть более подходящей: «Дон Жуан».

К сожалению, не только Кейт осталась дома. Когда я спускалась по лестнице, мои глаза не отрывались от Лироя, стоящего рядом с тетей и дядей в удобной одежде. Сестра недавно легла спать.

– Не могу поверить, что ты бросаешь меня, – прошептала я, неохотно поцеловав его в щеку.

– Я весь день учился, мне нужен сон, – ответил он, зевая. – Я очень устал.

– Лирой Сен-Жермен никогда не бывает очень уставшим, когда наступает ночь, – хмыкнула я, поворачиваясь к нему спиной.

– Наслаждайся оперой, сестрица. – Я повернулась, чтобы бросить на него новый сердитый взгляд, но он ограничился только тем, что подмигнул мне. – Сегодня ты выглядишь особенно прекрасно. Надеюсь, болтовня женихов не помешает тебе услышать тенор.

Я бы наложила на него заклятие, если бы не Джордж, уже стоящий с открытой дверью, и кучер, ожидающий у подъезда, чтобы помочь нам сесть в карету.

По правде сказать, платье мне понравилось. Оно стало одним из немногих, дизайн которого выбирала я, хотя тетя Эстер настояла на добавлении к нему шлейфа, напоминавшего вышедший из моды турнюр, который тетя до сих пор обожала. Платье было из черного бархата, с воротником и рукавами золотистого цвета, которые переливались под газовыми лампами в зале, а золотые детали покрывали его от нижней части юбки до груди, создавая лианы из цветов и листьев, обвивающих мою талию. Впервые на публичном мероприятии я не была похожа на торт.

Летучая мышь, Страж тети Эстер, осталась на пороге, порхая в тени, но я знала, что Тринадцатый был где-то снаружи, следя за нами своими золотистыми глазами, в любую минуту готовый отправиться в путь.