Валсарб

Таня объясняет мне, как много в английском языке времен и как важно в них не путаться, показывает коленкоровую тетрадь, в которой она выполняет задания репетитора, рассказывает, что ей принесут видеокассету с фильмами на английском с субтитрами.

Танины знания кажутся бесценными. Мне мешает моя бесцельность. Все это время я неотступно думаю о том, что делать мне и с чего начать свои поиски. И с чего начать. Вспоминаю слова, которые сегодня удачно перевернулись. Шрам – марш, барашек – кеша раб, молоко – око лом. Матушкин шелк – клеш ни к шутаМ. Главное, не забыть их.

За Таниным окном пляшут едва различимые снежинки. Для начала нужно просто жить как можно осознаннее, никаких поблажек. Возобновить дневник, записывать дни. Эта мысль неожиданно окрыляет меня. Я хватаю ее за хвост, пока вечер не успел припорошить ее снегом.

Все просто. Живи так, чтобы было о чем писать.

Смотрит прямо в глаза, кроткий, как волк святого Франциска, говорит: соглашайся, я буду тебя защищать, если ты согласишься. Никто и пикнуть не посмеет, вот увидишь. Все от тебя отстанут.

Кажется, я готова заплакать. Растроганно разрыдаться от переполняющих меня чувств. На душе тревожно и радостно одновременно. В происходящее трудно поверить. И могу ли я ему верить? Зачем ему это?

– Зачем тебе это?

– Ты симпатичная девчонка и, по-моему, умная. Понимаешь, я считаю, что у нас образцовый класс, на самом деле, хороший же класс, если подумать, не то что «ашки» и «бэшки» всякие, нужно стать сплоченнее и дружнее. Девчата больше не станут смеяться над тобой, вот увидишь. Если хочешь, я могу тебя даже домой провожать…

Вероятно, девчатам пока неизвестно о планах Кабукина или известно не все, потому что они бросают в нашу сторону недвусмысленные взгляды и беззастенчиво смеются.

– Тебе же в другую сторону, как же ты будешь меня провожать…

Кабукин мне совсем не нравится. Но, возможно, я ошибалась и он нормальный парень. В целом это обычный тихий троечник, однако учителя говорят, мог бы учиться лучше, если бы меньше паясничал и больше занимался. Я и сама хороша: при весьма приличных оценках каждый триместр с трудом выбираюсь из двойки по математике.

– Это ничего, мне даже интересно по твоему району гулять. У вас красивые высокие дома… – Неожиданно он кладет руку мне на плечо. – Бывало, я тоже… задевал тебя по глупости…

Звонок визжит, как раненый поросенок, я не успеваю ничего ответить, Кабукин перепрыгивает через парту на свое место.

Молодой учитель, имя которого в прошлый раз никто не удосужился запомнить, замещает на этой неделе нашего старого расхворавшегося географа. Протрусив к рабочему столу и едва открыв журнал, он с ходу вызывает меня отвечать по градусной сетке и координатам. Я иду к доске, решая мазюкать параллели и меридианы как можно дольше, чтобы любителям буравить меня взглядом предоставить для этой цели меньшее из зол – свою спину. Рисую кривой блин – будущий скособоченный глобус, думаю о предложении Кабукина, слышу его голос.

– А у вас есть кличка? – спрашивает Кабукин.

Задние парты приходят в движение, раздаются плохо сдерживаемые смешки.

Учитель спокойно отвечает, что клички бывают только у собак.

– А у нее есть кличка. Зовут ее – Затычка.

Кабукин говорит в рифму, я ловлю себя на этой мысли прежде, чем до меня доходит смысл его слов. Медленно, как во сне, я поворачиваюсь лицом к классу, фразу Кабукина сопровождает всеобщее веселье и отчаянный стук по столу преподавательской указки. Я почти купилась. «Почти» почтительно и торопливо сметает ошметки зародившейся в сердце надежды. Холодное солнце демонстрирует мою гулливерскую тень, прибитую плинтусом к полу.

Он смотрит на меня с презрением, как Голиаф, бросающий вызов.

Валсарб – это город-остров. Он скрыт среди озер и жаждет покоя. Пока его не трогают, он спит. Или притворяется спящим. Может показаться, что у него расстройство памяти, но он все помнит, только напоказ не выставляет. Его подлинник спрятан от глаз пришлых и чужих, черновик тщательно замаран и почти нечитаем, а на поверхности лежит то, что позволяют себе ворошить люди без предрассудков. Время в Валсарбе давно остановилось, но люди без предрассудков имеют склонность вторгаться в живую природу со своим уставом. К счастью, их не много. Люди без предрассудков не верят в приметы, богов, отмщения и проклятия. Они вносят новые правки в черновик Валсарба в надежде, что он их проглотит. Меняют ландшафт, дают разрешение на снос кладбищ, бездарно реконструируют старые застройки. Мнят себя изобретательными: с багажом знаний, с избытком желаний. Не задумываются о том, не задели ли ненароком жизненно важных органов. Но Валсарб лишен логического мышления, плохо поддается внушению и перемен, разумеется, не прощает. Просто люди без предрассудков пока об этом не знают. Им не хватает истинного понимания вещей и бог знает чего еще.