Вальсирующая

Тебя, Йося, интересует, утратила ли я невинность? Нет, не утратила. Поскольку Тахтамыш обещал жениться на мне при одном условии: если я сначала выйду замуж за его брата Тахтабая и мы пропишем его в Москве. Но для Тахтамыша немаловажно, чтобы Тахтабай женился на девушке, так у них там принято, у калмыков, поэтому я блюду девственность – для Тахтабая, хотя этот брак наш с ним будет фиктивным.

– Надеюсь, это шутка? – сказал Иосиф.

– Нет, Йося, это серьезное дело.

– Ну хорошо, – сказал Йося, – а то были бы плохие шутки.

– Отец! – Тахтамыш собрался обнять Иосифа, но тот жестом остановил его порыв.

Йося похудел. Глаза у него ввалились и сверкали каким-то сумасшедшим блеском. И у него очень нос загорел. В руке Иосиф держал тяжелую трость с набалдашником. За Йосей высилась Фира – сияющая, вся в перьях, в соломенной шляпе – с безумной улыбкой на устах.

Не зря меня страшила первая встреча Тахтамыша с моими родителями. Во-первых, разъяренный Иосиф мог запросто кинуться на Тахтамыша и хорошенько его отдубасить. Сцены “Иван Грозный убивает чужого сына” боялась я прежде всего. Вторая моя тревога была: как бы Тахтамыш не составил верного представления о всей нашей семье и я бы не упала в его глазах.

– Что же вы, не хотите меня поцеловать? – спросил Тахтамыш, опечалившись.

– Нет, – ответил Йося.

– Почему?

– Потому что это негигиенично. Я и руки-то больше никому не подаю, боюсь подцепить какую-нибудь заразу.

– Я мужчина чистый, – сказал Тахтамыш. – И я вам покажу документ.

Он стал рыться в своих вещах, бормоча о темной ночи, которая пугает поэта, и тот призывает свою подругу, а та утешает его. Закончил он все это словами:

– Спокойно идущие вепри не знали о том, что Бижан уже оседлал своего коня, – и протянул Йосе желтую картонную карточку с фотографией, довольно потрепанного вида.

Йося молча прошел сквозь него, как сквозь призрак, лишенный плоти.

Тогда Тахтамыш обратился к Фире, видимо, полагая, что Фира у нас по сравнению с Йосей – это храм разума.

– Эсфирь Соломоновна! – сказал он. – Поверьте, у меня к вашей дочери позитивное отношение. Я хочу Милочку и физически, и морально. Я даже намерен жениться на ней в конце концов. Но пока мне тут нужно отлучиться ненадолго, чтобы совершить паломничество в Мекку.

А Фира:

– Зачем вам в Мекку? Езжайте в Марьину Рощу, заглянете в синагогу, и все уладится.

– В синагоге, Эсфирь Соломоновна, нету Бога, – как можно мягче и доверительней сообщил Фире с Йосей Тахтамыш.

Услышав такие слова, Иосиф затрепетал от гнева. Он бросился бы на Тахтамыша и умертвил бы его с такой жестокостью, что залил бы кровью всю нашу квартиру, но побоялся: весть об этом злодеянии докатится до участкового милиционера Голощапова Александра Давидовича, а тот станет роптать.

– Бог мой! – горестно возопил тогда Иосиф. – Под сенью крыл твоих найдем защиту и прибежище! Убереги язык мой от злословия, разве я не понимаю: весна, отсутствие витаминов и в то же время повышенная возбудимость. Но, Господь, наш оплот и избавитель, скажи, что нашла она в этом лице кавказской национальности?

– Я хочу счастья, Иосиф! – ответила я. – Мне уже сорок лет, а скоро будет пятьдесят. Я отцветаю, тут разве до национальных распрей и религиозных предрассудков?! Дашь ты мне, черт возьми, отлепиться от вас с Фирой и прилепиться к Тахтамышу, ибо он – существо, что светится во мгле, незапятнанный, незатемненный, вон как он отмыл чашки содой и все кастрюли твои подгорелые, а посмотри на плиту?! Все! Я твердо намерена с вот этим Тахтамышем слиться в единое целое, так как в “Огнях Сибири” в ноябрьском номере за прошлый год я прочитала, что секс, чтоб ты знал, Иосиф, благотворно влияет на организм человека, даря ему чувство глубокого удовлетворения, жизненную силу и душевный огонь. Там также говорится, я точно не припомню, в каких именно выражениях, но, Йося, при гармоническом соитии в момент наивысшего подъема, Иосиф, могут, не удивляйся, исчезнуть время и пространство, предметы со стола и со шкафов сами собою станут падать на пол, а комнату наполнит голубое сияние, особенно интенсивное над позвоночным столбом партнера. Только не надо стремиться к эякуляции! – выдала я последнюю свою козырную информацию, почерпнутую в каком-то, убей не помню каком, органе печати, – поскольку если партнер стремится к эякуляции, в тот момент, когда она имеет место, теряется точка контакта.

– Это еще что такое? – спросил бедный Йося, беспомощно глядя то на меня, то на Фиру, то на Тахтамыша.

– Эякуляция, Иосиф, – ответила Фира, снимая соломенную шляпу и легким движением руки бросая ее на холодильник, – это то, что происходит у тебя сразу, как только наступает эрекция…

– Ты видишь, что моя жена выкамаривает? – воскликнул Иосиф, невольно ища поддержки у Тахтамыша. – Никак не привью ей сознания бренности мира. Вот женщины! От зари до зари твержу я и Милочке, и Фире: ищите бессмертное! Чтите заповеди, данные нам Торой. Не тратьте времени на то, что тленно. Вы разве не видите?..

– Чего? – спросил Тахтамыш, простодушно озираясь.