– Того! – грозно ответствовал Иосиф. – Что наступает конец системы. Пока идет проповедь. А потом начнутся страшные дни, и те, кто не штудировал Тору, просто исчезнут, стоял – и нет его.
И Йося злобно воззрился на Тахтамыша, явно надеясь, что тот, проникнувшись Йосиными речами, начнет уже потихонечку исчезать, не дожидаясь, пока грянет гром, засверкают молнии, а главное, вострубят в большой шофар, и придут потерявшиеся в земле Ашшур и заброшенные на землю Египта, и падут они ниц пред Господом на Святой земле в Иерусалиме.
Но Тахтамыш как стоял, так и стоял, даже волоска не слетело с его головы.
– Не надо портить праздник жизни! – вымолвил он наконец. – Ваша дочь – мягкая, теплая и нежная, она женственная и застенчивая и абсолютно доступная для меня, а я такой ранимый – просто ужас. Если мне скажут “пошел вон!” – я уйду. Уеду в Америку и женюсь на певице Уитни Хьюстон. Но, Иосиф Аркадьевич, имейте в виду, холостых сейчас нет. Кто-то в армии, а все остальные погибли на сенокосилке.
И он начал жарить пирожки с капустой, в десятый раз пересказывая мне добрые сказания былых времен на персидском языке.
– Вообще-то я перс, – говорил он о себе.
– Ладно пыжиться, – отзывался Иосиф из ванной комнаты.
Йося, Йося, как ты не понимаешь, вот этот вот Тахтамыш – последний шанс не дать угаснуть веселому и безалаберному роду Пиперштейнов.
– Так он же басурманин, – никак не мог успокоиться Йося, – его долго надо отмачивать в Днепре…
– Вы лучше жуйте, – увещевал его Тахтамыш, потчуя всех пирожками, – хорошо пережеванная пища – наполовину переваренная.
– За мужчин! Наших поклонников и обожателей! – Фира подняла рюмочку крымского портвейна.
Мир и благоволение воцарились после ее слов, а также атмосфера удивительного покоя и тихой грусти. С тех пор, видя, как наш Иосиф с Тахтамышем идут в булочную или овощной, соседи спрашивали с умилением:
– Выдаете дочку замуж?
– Выдаем потихоньку, – со вздохом отвечал Иосиф.
И когда пришла пора Тахтамышу исполнить свой мусульманский долг, отправившись ненадолго в Мекку, Йося даже слегка затосковал.
– Мекка – это по какой дороге? – спрашивал у Тахтамыша Иосиф. – А то у меня в туалете карта, я буду следить за твоим путем.
– Следи через Саудовскую Аравию, – уклончиво отвечал Тахтамыш. – Я быстро, Аркадьич, одна нога там, другая тут, к тому же скоро приедут мой брат с отцом, и вам не будет так одиноко.
– Но это же такие дали… – вздыхал Иосиф.
– Разве на Земле есть дали? – отвечал Тахтамыш. – Что-то хочется сказать тебе хорошее, но ничего в голову не приходит, – он заявил мне на прощанье.
В ответ я взглянула на него столь страстно, что он чуть не упал. Я это умею, просто никогда не пускаю в ход. Но тут дело затягивалось, а мне уже поскорее хотелось начать продолжать род, причем не сумасшедших Пиперштейнов, это я нарочно сказала, чтобы уважить Йосю, а великих богатырей Забулистана.
И вот, не прошло и месяца – я не хочу затягивать повествование, – нам кто-то громко позвонил в дверь.
– Кто там? – спросил Йося.
– Это мы, – ответили из-за двери. – Ваши родственники.
– А по какой линии? – стал допытываться Иосиф.
– По линии Тахтамыша!
Иосиф открыл. На пороге стояли два горбуна и карлика – приземистые, коренастые, в очень длинных брюках, с огромными сумками и чемоданами. Их вид заставил оцепенеть Йосю с Фирой, да и меня к месту пригвоздило. Добрых пять минут мы пялили друг на друга глаза. Космическое безмолвие повисло у нас в прихожей, пока они заносили к нам свои вещи. Но Афросиаб – так звали отца Тахтамыша – мгновенно разрядил обстановку.
– Дай мне обнять тебя, дружище! – сказал он Йосе с уже знакомым нам по Тахтамышу радушием. – Кум! Кума! Подите ко мне, я вас обниму, чтобы косточки затрещали! А где красавица? – спрашивал он, поочередно заключая Йосю с Фирой в свои объятия. – Где наша белая лилия?
Тут я подхожу к нему, пусть не красавица, но с образованием. Серьезный человек, потрепанный житейскими бурями.
– Царица Тамара! – довольно-таки потрясенно воскликнул Афросиаб, чем вмиг, разумеется, покорил мое сердце.
Надо отметить, что Тахтамыш был наиболее респектабельный из всего их семейства. Он просто низкорослый, плотного сложения, но от него так и веяло солидным достоинством. В то время как брат его и отец являлись самыми натуральными лилипутами. Даже неясно, кто отец, а кто брат, – карлики вообще все молодо выглядят.
– А это мой Тахтабай, – сказал Афросиаб.
– Я – вы нал – кар – мыр – лы, – хрипло произнес Тахтабай.
– Что он сказал? – спросил Иосиф со смесью ужаса и подозрения.
– “Мир вашему дому!” – приветливо перевел Афросиаб. – Он говорит по-русски, но у Тахтабая немного нарушен двигательно-речевой аппарат. По нему даже диссертацию защищали, – с гордостью добавил отец. – И снимок дали в энциклопедию – его ног!
– Вы большие люди! – сказала Фира, с трудом и не сразу обретая дар речи.
– У меня есть еще один, младший, как две капли воды похожий на меня, – сообщил Афросиаб. – Я могу благодарить судьбу за таких сыновей.
Он вел себя естественно, как хомячок. И сразу всюду начал совать нос.