Вальтер Беньямин – история одной дружбы

«Дорогой Вальтер,

для эпиграфа, который я – чтобы оставаться верным стилю, а кроме того, дать вздохнуть моему слегка сдавленному сердцу – должен был бы предпослать ответу на твоё письмо, полученное вчера, у меня, к сожалению, нет под рукой образца: откуда его возьмёшь, например, в произведениях Гёте или Лихтенберга? Ибо однозначно, как ты справедливо заметил, что техническое производство письма, несомненно, вносит крайне актуальный революционный оттенок и уклон в нашу переписку, и столь же открыто я – как весьма сведущий в этих делах – смею утверждать, что этот косвенный вид сообщения представляет собой прямо-таки удвоение молчаливости, и хотя мне не хотелось бы вести дерзкие речи, я всё-таки сказал бы, что ещё никогда письмо, взывающее к авторучке, не было так мало пригодно к тому, чтобы диктовать его стенографистке. Но поскольку ты доказываешь с очевидностью, что всё это есть специфика такого высказывания, и гораздо отчётливее, чем я, знаешь и осознаёшь, то из этого тем настоятельнее возникает необходимость почитать молчание или, точнее говоря, немотствование (пусть даже словесное), чем более непостижимы для меня его основания. Ибо работа о Краусе, в которой ты – как я всё-таки смог уловить вчерашней ночью при первом, чрезвычайно напряжённом прочтении – возобновляешь самые великолепные и значительные мотивы твоего мышления, даже сильнее и рафинированнее, чем можно было ожидать в эти годы, отнюдь не содержит, если ты позволишь мне это констатировать, ни подобных оснований, ни хотя бы одно из них. Поэтому я должен предпочесть довольствование я бы сказал – пылким неведением, которое даже не преображено входящей в него иронией, но является и, предположительно, обречено оставаться сплошным, драматическим незнанием. И довольно о твоём письме».