Вальтер Беньямин – история одной дружбы

Сколь бы часто и подробно Беньямин ни высказывался в письмах о своих работах и их продвижении, от меня оставался скрытым один важный момент личного характера, входить в детали которого он, пожалуй, осознанно избегал, хотя – как мне стало ясно лишь при поездке в Париж – он играл важную роль в его трудах. Этим моментом было напряжение, скажем так, отсутствие симпатии между Брехтом и группой, сложившейся вокруг Института, и это напряжение доставляло Беньямину много неприятностей. Поскольку его контакты с обеими сторонами в эмиграции стали теснее, а в парижские годы он трижды по месяцу жил летом у Брехта в Свендборге³⁸⁴, диалектическая ситуация, в которую он попал, требовала от него больше, чем я мог бы предполагать. Мне бросилось в глаза лишь то, что Вальтер, часто писавший о Брехте и его произведениях, постоянно просил меня ознакомиться с его статьями, но при множестве его сообщений о работе для Института он ни разу не попытался склонить меня к чтению или хотя бы к изучению Zeitschrift für schung и, в особенности, не приглашал меня высказаться о выходивших там значительных статьях Хоркхаймера. И поэтому, хотя я время от времени видел этот журнал в библиотеке Иерусалимского университета, я всё-таки полагаю, что слишком редко высказывался о его содержании в письмах.

С октября 1933 года пребывание Беньямина в Париже прерывалось не только упомянутыми поездками к Брехту; он также трижды пользовался длительным гостеприимством, которое оказывала ему Дора³⁸⁵, открывшая пансион в Сан-Ремо. В этом «убежище в Сан– Ремо» он провёл однажды зимой 1934–1935 годов четыре месяца³⁸⁶, а также бывал по нескольку недель в сентябре 1936-го и июле 1937 года. В изгнании отношения Вальтера с сестрой Дорой, которые были очень напряжёнными после смерти матери, также стали теснее, и – между 1935-м и началом 1938 года – когда он жил в собственной большой комнате на рю Домбаль³⁸⁷, 10, он переехал в маленькую квартиру на рю Робер Ленде³⁸⁸, 7, где жила сестра. Дора, которая была социальным работником и осталась старой девой, ещё в 1935 году тяжело заболела болезнью Бехтерева, от которой она – а ей удалось в годы войны бежать в Швейцарию – скончалась весной 1946 года в Цюрихе. За три дня до её кончины я навестил её там в клинике «Парацельс».

В первые два года эмиграции Беньямин писал необычайно часто, затем темп переписки замедлился, и так же, как и в его переписке с другими – месяцами длились паузы, после которых переписка возобновлялась. В те шесть месяцев между октябрём 1935 года, когда я принял решение развестись с женой, и апрелем 1936 года, когда я сделал сообщение о состоявшемся разводе, переписка почти полностью прервалась, так как я не находил в себе силы сообщить о причинах своего молчания, и это встревожило его. Он написал мне в то время лишь однажды (29 марта 1936 года) горестное письмо, в котором объяснил причину и своего молчания.