Вальтер Беньямин – история одной дружбы

Он знал, что я собираю сны, и потому делился со мной своими. Вот один из его снов, о котором у меня сохранились заметки, датированные июлем 1932 года: «Одна старуха обвинила Вильгельма II в том, что он её разорил, и суд присяжных собрался, чтобы вынести ему приговор. Эта одетая в лохмотья старуха пришла на заседание со своей внучкой, и, дабы показать, в какой нищете они жили, она принесла с собой два единственных принадлежавших им предмета: веник и человеческий череп, из которого им приходилось есть и пить».

В конце лета я тоже переехал в бухту Сан-Антонио и поселился в белом квадратном домике под названием Ла Казита, который располагался у самого берега моря, в двух шагах от дома Беньямина. Именно тогда, во время ежедневных встреч и бесконечных бесед жаркими сентябрьскими вечерами, завязалась наша с ним дружба, которой я очень дорожил, но которая в один прекрасный день самым загадочным образом оборвалась.

Эти разговоры – постепенно показывающие мне неординарность мышления Беньямина, его глубину в понимании вещей, его широкий кругозор, его восторженный интерес ко всем видам литературы, философии, лингвистики и народного творчества – происходили, как правило, по вечерам на балконе Ла Казиты. Мы редко обсуждали политику. Он знал, что я не разделяю его взглядов, которые отчасти основывались на марксизме (однако надо признать, что он категорически не принимал сталинизм и искренне восхищался Троцким). В основном мы с ним говорили о литературе, и многое о немецкой литературе я узнал именно от него. Он с радостью рассказывал мне о Гёте, о Стефане Георге, о Кафке – с последним он был когда-то знаком и даже хранил у себя его небольшой фотопортрет⁴⁵⁷.

Я читал Беньямину всё, что писал. Он поступал так же. Иногда он зачитывал мне свои заметки из маленьких блокнотов, исписанных таким мелким почерком, что он никогда не мог найти достаточно тонкого пера и поэтому поворачивал перо при письме обратной стороной. У него было множество блокнотов. В одном он отмечал все книги, которые читал. Ещё один был предназначен для записи отрывков из прочитанных произведений, которые могли пригодиться в качестве эпиграфов. Для рукописей он любил использовать оборотную сторону писем от близких друзей. Во всём, что касалось работы, он проявлял маниакальную скрупулёзность. Но разве существовало что-то, что его работы не касалось? Пожалуй, он был не в состоянии проявить интерес к чему-либо, что не оказалось бы полезным для его литературных трудов. В этом отношении Вальтера Беньямина можно считать интеллектуалом чистой воды. Если что-нибудь ему было не по душе – например, присутствие человека, которого он не любил – то он сильно краснел, становился похожим на большой непроницаемый шар, садился в своё кресло и сидел там, точно ёж, не произнося ни единого слова.

К осени на Ибицу обрушились проливные дожди, по вечерам стало холодать, и мы с удовольствием разжигали огонь. Целые деревья, разрубленные на огромные поленья, сжигали мы в большом камине моего домика. Однажды вечером я разводил огонь при помощи щепок для растопки под названием «экономные демоны» (demonios economicos), купленных в бакалейной лавке Сан-Антонио, а Беньямин с нескрываемым интересом наблюдал за процессом. Он внимательно смотрел, как строится в очаге это сооружение: сначала «экономный демон», затем несколько древесных углей, затем маленькие поленья и, наконец, большие. Когда огонь разгорелся и языки пламени начали лизать дрова, Беньямин мне сказал: «Вы работаете, как беллетрист». Я удивлённо поднял на него глаза. «Да, – подтвердил он, – ведь ничто не напоминает роман больше, чем сложенный из поленьев костёр. Это кропотливое выкладывание щепочки за щепочкой, где каждая поддерживает следующую, создавая идеальное равновесие – и какая участь всё это ожидает? – Разрушение. То же и с романом. Все персонажи поддерживают друг друга в состоянии идеального равновесия, но истинная цель романа – их уничтожение». В тот вечер Беньямин не объяснил, почему роман должен уничтожить своих персонажей. Зачем их уничтожать? Ответ на этот вопрос я нашёл двадцать лет спустя на удивительных страницах «Рассказчика»⁴⁵⁸, которые были опубликованы стараниями Адриенны Монье во «Французском Меркурии» в июле 1952 года⁴⁵⁹. В этой работе Вальтер Беньямин возвращается к сравнению с горящими в камине поленьями. Он подчёркивает одиночество читателя романов. «В своём одиночестве читатель романа стремится освоить свой материал более основательно, чем остальные. Он готов с жадностью проглотить его весь без остатка. Он хватает и поглощает материал, как огонь в камине уничтожает поленья. Напряжение, пронизывающее роман, очень напоминает сквозняк, который раздувает пламя в камине и заставляет его играть»⁴⁶⁰. Далее он добавляет, говоря о персонаже романа: «”Смысл” его жизни раскрывает только его смерть. Однако читателя романа интересуют только люди, по которым он может понять “смысл жизни”. Поэтому он должен так или иначе быть готовым к тому, чтобы пережить их смерть»⁴⁶¹.