ВОННЕГУТ: Это потому, что я назвал то, что я говорю, собачьей чушью. Но это полезная, дающая успокоение собачья чушь. Именно поэтому я не люблю проповедников. Они не говорят ничего, что могло бы сделать людей хоть немного более счастливыми, хотя под рукой у нас много изящной, искусной лжи. Ведь, строго говоря, все вокруг есть вранье, поскольку наши мозги представляют собой весьма убогий компьютер, совершенно неспособный к производству высокоточной истины. Но в том, что касается улучшения положения человека, наши мозги кое-что могут. Именно для этого они и были сконструированы. Нам дана свобода создавать ложь, приносящую утешение. Но и здесь мы явно недорабатываем. Одним из наиболее симпатичных мне священников был Боб Николсон. Похож он был на Джозефа Коттена, работал бакалавром священником епископальной церкви в Кейп-Коде. Каждый раз, когда умирал кто-то из прихожан, он буквально сходил с ума. Смерть приводила его в бешенство и лишала сил. Поэтому в день похорон вся его паства, и особенно родственники умершего вынуждены были поддерживать и подбадривать священника, чтобы он мог, не срываясь, достойно провести обряд. Мне это нравилось: ничто из того, что он должен был сказать в рамках обычного ритуала епископальной церкви, не могло его удовлетворить. Ему была нужна другая, более совершенная ложь.
«ПЛЕЙБОЙ»: Вы ему помогли?
ВОННЕГУТ: Пытался. Все мы пытались. Ситуация была исключительно творческая – служитель бога буквально с катушек слетел.
«ПЛЕЙБОЙ»: Какая ложь вам нравится?
ВОННЕГУТ: «Не убий». Сказал это бог или нет, не важно – это отличная ложь. А если это все-таки сказал бог, тем сильнее заповедь.
«ПЛЕЙБОЙ»: Каковы ваши религиозные убеждения?
ВОННЕГУТ: Мои предки, приехавшие в Соединенные Штаты перед Гражданской войной, были атеистами. Поэтому я не бунтую и не возражаю против какой-либо организованной религии. У меня просто не было религиозного опыта. Возмутительные мысли об организованной религии я впитал с молоком матери. Это мысли моей семьи. Родители приехали сюда, воодушевленные Конституцией Соединенных Штатов, где обещалось процветание и братство всех людей. Они хотели работать – много и напряженно; и они были атеистами.
«ПЛЕЙБОЙ»: Вы полагаете, организованная религия может сделать кого-нибудь счастливее?
ВОННЕГУТ: Конечно! В церкви произносится много успокоительной лжи. Не в достаточном количестве, но кое-что есть. Хотелось бы, чтобы проповедники врали более убедительно относительно того, какими честными и человеколюбивыми мы все должны быть. Я никогда не слышал проповеди о мягкости или сдержанности, ни разу не слышал, чтобы проповедник говорил, как это плохо – убивать. Ни один из них не возражает против обмана в бизнесе. В году пятьдесят два воскресенья, но каким-то образом ни одна из этих тем в церкви даже не поднимается.
«ПЛЕЙБОЙ»: Существует ли религия, превосходящая все прочие?
ВОННЕГУТ: «Анонимные алкоголики». Они дарят вам большую семью, члены которой связаны почти кровным братством – в силу того, что все они переживают одинаковую катастрофу. Одна из самых замечательных сторон бытия «Анонимных алкоголиков» заключается в том, что к ним присоединяются люди непьющие, которые только притворяются алкоголиками. И причины тому – социальные и духовные. Они говорят там о своих реальных проблемах, о которых, как правило, в церкви не скажешь. То же самое касается домов для реабилитации бывших заключенных, наркоманов – туда стремятся попасть люди, кому необходимы собеседники, братские или сестринские отношения, которым нужна большая семья.
«ПЛЕЙБОЙ»: Но почему?
ВОННЕГУТ: Это тоска по общению. Мы – общество одиночек, фрагментированное фабричной системой. Люди вынуждены передвигаться вслед за своим рабочим местом, когда благосостояние покидает одну местность и попадает в другую. Люди уже не живут оседлой жизнью. Но они должны жить именно так. Подобное существование действует на человека умиротворяюще. На днях в баре в Гринвич-Виллидже я говорил с адвокатом Объединенного профсоюза шахтеров, и он рассказал, что многие шахтеры в Пенсильвании не хотят уезжать из штата, хотя работы почти никакой. Там вся жизнь у них крутится вокруг церкви да еще музыки. У них там хоры, которым по сто лет, выдающиеся хоры. И люди не хотят ехать куда-нибудь в Сан-Диего, строить корабли или самолеты. Они остаются в Пенсильвании, там их дом. И это умно. У человека должен быть дом. Мои отец и дед были архитекторами. Дед первым в Индиане получил лицензию, и он построил дом, чтобы в нем прожило несколько поколений. Конечно, теперь там похоронное бюро и школа игры на укулеле. Но в течение своей жизни мой отец построил еще два дома – он мечтал, что в них будут жить последующие поколения семьи. Мне бы хотелось, чтобы семейные гнезда имелись у всех американцев.
«ПЛЕЙБОЙ»: Но теперь вы живете в Нью-Йорке, в квартире.