Ванька-ротный

— На левом фланге из снежного окопа немцы прекратили стрельбу и перестали светить ракетами!

На левом фланге перед нашей обороной находился отдельный, небольшой немецкий окоп. Если верить связному, то там наступила тишина и обнажилась немецкая оборона.

— Возможны разные варианты! — подумалось мне |поднимаясь с нар, подумал я|.

Здесь, под Витебском, мы топчемся давно. |У немцев постоянно не хватает солдат. Может, решили снять, видя что наши здесь не стреляют|. Могла произойти перегруппировка частей, и немцы забыли про этот окоп. Могли отойти на новый рубеж, чтобы усилить свою оборону.

Ловушки здесь я почему-то не видел. У немцев здесь постоянно не хватало солдат, хотя они цеплялись за каждый метр земли, за каждый бугор и господствующую позицию.

Итак, ловушка здесь исключена. |У них хватает только ума, прикрыть солдатами свою оборону|. Каждый отбитый нами окоп или рубеж давался нам с большими потерями. Что их заставило покинуть этот окоп? Почему они сняли с опушки леса два пулемета? Почему солдаты под покровом ночи снялись и ушли? Вопросов было много, а ответа я не находил. Первое, что я почувствовал, это была какая-то непонятная |и зловещая тревога,| ситуация. Я лениво поднялся и не спеша одел маскхалат, толкнул Сергея в бок и велел ему собираться.

— Как там погода?

— Снег небольшой и ветер!

— Это хорошо! Успеем до рассвета?

Через некоторое время мы |наконец| вылезли из землянки. Кругом летела пурга |, лежал свежий снег|. Легкий ветерок подхватывал снежную пыль и она кружилась, впереди ничего не было видно. Я пропустил связного вперед, и мы с Сергеем пошли |следом, пробитым в снегу вслед за солдатом|. Идти тяжело — сыпучий снег ползет под ногами. Кругом снежное поле. Идешь, толчешь сыпучий снег и не знаешь, где точно находишься. Взглядом зацепиться не за что. Надеешься на солдата, который идет впереди. Он ищет свои следы, которые здесь оставил. Я смотрю ему в спину. Он идет уверенно |по едва заметным следам|. Где-то вправо через снежную пыль пробивается свет взлетевшей ракеты. Слышатся короткие пулеметные очереди и глухие разрывы |ротных| мин. Там, правее, немец сидит на месте. Мы подходим к сугробу, где лежат наши разведчики. До снежной бровки окопа осталось метров сто. Ни стрельбы, ни ракет, вокруг полная тишина. Немцы окоп по-видимому оставили |, удрали|. У меня вначале были сомнения. Я решил сам проверить эту тишину. Но полежав с полчаса, я пришел к выводу, что нужно действовать, время тянуть дальше нельзя, скоро рассвет, а окоп еще нужно обследовать.

— Ну как, Федя? У тебя сомнений нет?

Рязанцев пожал плечами и ничего не ответил. Мелкий снег, подхваченный ветром, лезет в глаза, щекочет под носом. В снежном сугробе лежать мягко и тепло. |Сейчас прикрыть бы лицо марлевой накидкой и поспать как следует — в сон клонит, лень тряхнуть головой|. Смотрю на ребят: те лежат, не шевелятся. Спят наверно, только не храпят. Разведчик где лег, там и уснул, если немец не стреляет |, если нужно чего-то ждать|. Капитан придет, подаст команду, ребята толкнут в бок, разбудят. Ребята спят чутко. Каждый шорох ловят во сне.

— Ну что, пора? — дышу я в лицо Рязанцеву и говорю ему шепотом. — Давай, посылай вперед троих. Дело тут верное! Пусть ползком подберутся к окопу |и проверят|.

Рязанцев знаками показывает, кому идти. Трое уходят вперед, мы остаемся на месте. Сон со всех как рукой сняло. Все вытянули шеи, смотрят вперед, лежат и прислушиваются. Наступает ответственный момент. Все понимают, что кто-то должен первый туда пойти. Это мы только думаем, что там нет никого. Сейчас подползут метров на десять, встанут над бровкой и полоснет пулемет. Даст короткую очередь — и, считай, нет троих.

Кто не ходил на немцев, тот не имеет понятия, |, какие сомнения,| что сейчас у людей. Идти на верную смерть — это не то, когда тебя шальная пуля заденет. И это не то, когда ты сидишь в окопе и немец врастяжку одиночными из миномета бьет. |Тут ты наверху, в трех шагах от окопа, а он с пулеметом на мушке тебя ведет. Как ты думаешь? Возьмет и не стрельнет?|