Ванька-ротный

— В Щегловке, Чернов, немцы сидят, а я не стрелковая рота, чтобы на деревни в атаки ходить. Наше дело — разведка. Получил языков и будь доволен.

— Откуда ты знаешь, что немцы в Щегловке?

— А ты вызови Клепикова, переводчика штадива, пусть он спросит у пленных немцев, кто в твоей Щегловке сидит. Тебе конечно хотелось бы, чтобы я |не только| Щегловку |, а и Витебск| взял. |Ну и аппетит у тебя! Ты, случайно, пули ртом не глотаешь? А то у меня был такой командир полка. Он знал только одно, что кричал на нас, что мы его идею загробили. У меня во взводе разведки осталось восемь человек. Твоими разведчиками я руководить не намерен. Я такой же штабной, как и вы. Посылайте своих штабников на задачи. У вас в дивизионной роте разведки командиры взводов, командир роты, да и вас тут на каждый взвод по одному, если расставить, то хватит. Что вы ко мне прилипли? Нашли эскимоса, на котором в тундру ехать можно? Я приказ выполнил. Я пленных вам сдал, и пошли вы подальше со своей лицемерной стратегией. Следующий язык не раньше чем через месяц. Нам положен отдых! Покедыва! Я пошел!|

Командир полка на меня смотрел тоже косо. Ему нужны были успехи, решительные наши действия, отвоеванная территория. |Тогда он часть заслуг мог взять на себя|. А за двух языков ему орденов не положено. |«Ах, так!» — мысленно решил он. Вот это «Ах, так» — я подсознательно уловил в его злых глазах, когда он меня вызвал. Собственно, нам не о чем было говорить. Если бы даже он мне приказал пойти и с ходу взять Щегловку, я всё равно послал бы его подальше.

— Мы не штрафная рота! — сказал я ему. — Разрешите идти?|

В общем, |из-за моего упрямого характера| у меня сложилась напряженная обстановка |и почти паршивые отношения|. Они давили на меня и требовали своего. |А я их каждый раз ставил на место, что мне было не положено — ничего не делал|. Я мог, конечно, послать ребят под огонь. Не долго загнать всех в могилу ради прихоти полкового. В глухой обороне на ком еще можно было ездить, как не на разведчиках. Командир полка мне дал понять, когда я сказал ему, что у меня в разведке всего восемь ребят |боевых штыков, способных к разведке|.

— Вот когда ты останешься один, тогда с тебя не будет никакого спроса. Пока люди есть, они должны воевать! А ты их выгораживаешь |разными обоснованными способами|. Мне нужны результаты! |Вот заставили тебя пойти на угол леса — и получилось. А не заставили бы, языков [бы] не имел. Может, ты вошел бы в Щегловку, а немец с перепугу и убежал. Ты должен не спать ни день ни ночь. Все время лезть на немца. Может, где и получится. Твои люди должны работать, а не отдыхать. Мне звонил Чернов и сказал, что ты собрался месяц бездельничать. Так вот! Завтра с вечера пойдете вперед. Пойди и передай приказ своим разведчикам.

Я ушел и долго думал, к чему это приведет.|

Бондари.

Февраль 1944 г.

Как-то утром, перед самым рассветом, когда бывает особенно |томно,| зябко и холодно, когда выходишь на снег и в двух шагах ничего не видно, когда от голода и пустоты в животе внутри урчит, бурлит и мучительно сосет, когда подниматься с нар и тащиться на холод нет никакой охоты, из поисковой группы прибежал связной |по срочному делу|. Меня растолкали и он сообщил: