В обратный путь пустились не сразу. Сначала пришлось задержаться на целый день, чтобы перекроить чёрный плащ Голоса Маиса на юбку и блузу для Тани, которой вообще нечего было надеть, потом Отохэстис тайком сходил домой, забрал особо ценные инструменты и одежду сына для Марата. По возвращении он с горечью рассказывал о настроениях в городе:
– Люди уходят. Никто не хочет жить в домах, от которых отвернулась Иш-Чель. А всё Чогэн виноват. Зачем он затеял это выступление?
На следующий день выступили и они. На протяжении двух дней группа догоняла людей, идущих из Кизекочука, печальных и неуверенных. Казалось, они бредут, сами не зная, куда. Некоторые спрашивали, в какое место направляется Моторин со спутниками, и тогда им отвечали, что на ярмарочный холм. Кое-кто из беженцев, казалось, не хотел замечать ничего вокруг.
Самым неприятным было то, что люди, исходящие из города, не оставили в окрестных лесах дичи. Длинный Скунс, откликавшийся теперь исключительно на имя Никита, взял на себя обязанности охотника ещё на пути сюда, и никаких сложностей при этом не испытывал. Но обратный путь проходил через опустевшие леса. Это вовсе не способствовало энтузиазму в отряде. Так, сам главный добытчик уже на третий день пути подошёл к Моторину и осторожно спросил:
– Паша, у тебя вачиты не осталось? Я тебе много давал.
Моторин сначала даже удивился, но потом спросил:
– А зачем тебе олений орех?
– Еды мало, постоянно голодные. А вачита неплохо голод отбивает, если всё время и понемногу.
Паша развёл руками.
– Нет, не осталось. Благодаря ей мы пленников вызволили.
Прошло не меньше десяти минут, прежде, чем Отохэстис, который шёл рядом и отлично слышал диалог, ударил себя по лбу, и воскликнул:
– Так это Чогэн из-за вачиты так себя вёл! Паша, а как ты его ей накормил?
– Ящерицу на дне чаши видел? – Моторин улыбнулся. – Вот туда спрятал. А когда они томатной бурды налили, пыль в ней и растворилась.
Наконец, путь пересекла достаточно широкая речка, и путники решили остановиться, рыбы наловить, уху сварить. Разбить лагерь на берегу не получилось, волны били практически в стенку обрыва, так что основная группа занялась обустройством ночлега, а на добычу пошёл Паша. В его рюкзаке нашлись и леска, и крючок. А что ещё нужно для рыбалки? Срезать удилище – дело пары минут. За отсутствием поплавка и прочего, пришлось заняться глубинным блеснением. Моторин нарыл в недрах рюкзака относительно блестящую шайбочку, хорошо отполировал её о собственный ремень, привязал леску, крючок, великоватый, но пойдёт, и настроил удилище.
Видимо, местная рыба никогда не встречалась с подобным принципом лова. С первой же минуты на самодельную снасть организованно, один за одним, садились окуни, всё более и более крупного размера. Паша даже с улыбкой представил, как они там, под водой, строятся по росту и в порядке живой очереди гонятся за непонятной блестяшкой.
Дальше стало ещё интереснее. В дружный окунёвый коллектив по одной начали проникать щуки. Прошло не больше часа, а на кукане, свитом из гибкой ветки, не осталось места. Хорошо, что запасливый рыболов предусмотрел подобную ситуацию, и у берега, под крупным голышом, отмокали ещё три веточки.
Вторая оказалась заполнена вперемежку щуками и судаками, с крайне редкими вкраплениями крупных окуней. Видимо, настала очередь взрослых кататься на блесне. А ещё через полчаса пришлось в срочном порядке сворачиваться. Когда Моторин аккуратно подтаскивал следующего окуня, здоровенного, на пару кило, в воде мелькнула огромная серебристая тень, на поверхности на мгновение появилась тупая, будто обрубленная голова и короткий, стриженый ёжиком, спинной плавник, удочку дёрнуло так, что он еле удержал снасть в руке. И всё. Сопротивление прекратилось, леска безжизненно поплыла по поверхности, не увлекаемая более вглубь ни рыбой, ни даже пустой блесной. Неведомое чудовище в долю секунды утащило под воду и предполагаемый рыбацкий трофей, а заодно перекусило толстую миллиметровую лесу вместе с самодельной блесной.
Моторин повздыхал, больше над неудавшейся рыбалкой, чем над потерянным окунем, и, держа на вытянутых руках три полных кукана, осторожно полез по пологой, уводящей далеко от первоначального места, тропинке, на обрыв. По пути рыболов предвкушал восторги компании, заранее облизывался, предполагая, как пожарит окушков и судаков в глине, а из щук и судачиных голов сварит обалденную, сбивающую с ног одним ароматом, тройную уху. Ноги в предвкушении передвигались всё быстрее, так что не прошло и трёх минут, как путешественник поднялся на край обрыва. И с удивлением обнаружил абсолютно пустую стоянку.