Варьельский узник

На мосту Эммануэля ждал гонец из столицы, доставивший известие о том, что здоровье Регента ухудшилось, и теперь он пребывает между жизнью и смертью.

— Господь призоветего со дня на день,— закончил послание гонец.

— Дай ему Бог, чтобы его призвал Господь, а не кое-кто другой,— отвечал Эммануэль.

Выслушав неосторожный ответ, гонец развернулся и галопом помчался в обратный путь.

* * *

— Вы не боитесь, сеньор, что ваш ответ может оскорбить мессира Луи? — обеспокоенно спросил вечером виконт Ульмес.

— Ничуть,— улыбнулся Эммануэль.— Говорят, он — никудышный воин.

— Может, отец преподал ему несколько уроков? — подхватил разговор Луи д’Ик-сель.— Разве можно удержаться от восхищения тем, как ловко они расправились с ребенком и несколькими священниками в Бренилизе? И всего-то за несколько месяцев! Мессир Луи принял в той кампании самое активное участие и теперь, наверное, стал отличным стратегом и отважным полководцем.

— Можно и посмеяться, конечно,— перебил его Эммануэль.— Но, на самом деле, с военной точки зрения, идея была не так уж плоха. Вспомните, три тысячи солдат шаг за шагом сжимали кольцо осады вокруг Большого монастыря. У них ушло четыре месяца, но за это время ни одна живая душа не проскользнула мимо без их ведома.

— Кроме варьельского Проклятого и де Ривы.

— Но тут случай особый. Солдат предупредили насчет преступника. Ловушка была расставлена разумно и захлопнулась. Если бы они не нашли наследника в Большом монастыре, то могли бы спокойно дойти до побережья...

— Представляю себе! — воскликнул Луи д’Иксель.— Двенадцать священников и ребенок на берегу моря. А перед ними в ряд три тысячи солдат! Действительно, битва достойная великого полководца!

«Три тысячи солдат,— думал Эммануэль.— Нет никаких сомнений, они дошли бы до самого моря. Вот почему его преосвященство не стал покидать Большой монастырь перед осадой — он и принц не смогли бы убежать».

Вечер был по-летнему тихим и теплым. В трапезную медленно вползали ночные сумерки. Под окнами замка несколько бродячих музыкантов, пришедших с последним караваном, пели протяжную песню. Разговор постепенно переключился на брак мессира Луи и мадам д’Иллирь.

Эммануэль в задумчивости наблюдал за слугами, расставляющими на столе фрукты. Олег, как обычно в этот час, стоял у окна со связанными за спиной руками. Он выглядел усталым, но похоже, к тому времени уже привык к такому состоянию. Правда, в тот вечер было кое-что еще в его взгляде — Проклятый о чем-то сосредоточенно думал и явно тревожился, не находя себе места. В конце концов, узник почувствовал, как Эммануэль внимательно наблюдает за ним, и улыбнулся.

«Надо будет попросить у мессира Луи помилования в честь знаменательного события,— пришло вдруг в голову Эммануэлю.— Даже если он откажет, можно будет настоять на смягчении наказания. Луи — трус. Он пойдет мне навстречу, думая тем самым смягчить мою неприязнь к нему. К тому же, нет никаких сомнений,— его преосвященство меня поддержит». Эммануэль вдруг вспомнил искреннюю радость на лице епископа, когда тот поднялся навстречу Олегу с протянутыми руками. Затем ему вспомнился граф де Рива, чья столь привычная, казалось, намертво приросшая к лицу маска придворного не помогла скрыть страх и отчаяние, когда он смотрел на приговоренного. «Три тысячи солдат,— продолжал размышлять Эммануэль.— Ни одна душа не смогла проскользнуть мимо них. Только Рива и Проклятый. Только они». Он повернулся, откликаясь на настойчивый голос графа де Фольвеса, спрашивающего его о последних донесениях патруля:

— Я не думаю, что следовало...— начал было Эммануэль, но замер на полуслове, смертельно побледнев.— Господи Боже мой...

— Монсеньор! — окликнул его Фольвес.

Эммануэль даже не услышал обеспокоенного голоса аристократа. Внезапно озарившая догадка парализовала его. Он сидел, уставившись перед собой ничего не видящим взглядом, повторяя про себя: «Господи Боже мой...»

То, что он должен был понять много месяцев назад, вдруг стало ясным как день! Де Лувар медленно поднял голову и посмотрел на Олега. Несколько секунд они, не отрываясь, смотрели друг на друга. Вассалы замерли в недоумении.

Эммануэль рывком поднялся с кресла. Олег в страхе зашептал:

— Нет, монсеньор, умоляю вас, нет...

Минуту де Лувар стоял неподвижно в гробовой тишине, затем опустился обратно в кресло. Никто и никогда не видел легендарного северного тирана, покорителя варваров, в таком смятении. Алексис де Шевильер не смог удержаться от шутки:

— Вам было видение, монсеньор?

— Да,— отозвался Эммануэль, но тут же замолчал и больше не проронил ни слова.

Понемногу разговоры возобновились, большей частью о Регенте и коронации мессира Луи. Де Лувар сидел погруженный в свои мысли.