Поэтому всегда знал, что вампирская кровная связь не даст забыть настоящего «первооткрывателя» ни ему, ни его возлюбленной. Этого грустного, злопамятного,
*
Вырвавшись из этих воспоминаний, сознание викинга, запертое в обездвиженном теле, выплеснулось яростью и возмущением.
Но касания нежных рук и две пары устремленных на Северянина обеспокоенных глаз, наполненных тревогой и слезами, заставили его взять себя в руки сосредоточиться.
То что он увидел, наполнило его гордостью и признательностью: в немом единении над ним склонились его сестра и его дитя — Одри и Эмбер — от былой вражды которых не осталось и следа. Он чувствовал их преданность и заботу.
И то, что его наследие — Эмбер — в целости и сохранности — стало настоящим облегчением, ведь отправившись с Олив на Манхэттен, он не мог контролировать происходящее, не мог помочь ни ей, ни ее созданию — Тине.
Сейчас он знал, что все в порядке, но расслабиться все равно не мог, потому что отчего-то совершенно
Разлепив онемевшие губы, Арн хрипло выговорил:
— Это был обещанный тобой «минимум», Одри? За что ж ты меня так… любишь?
В ответ вампирши сквозь слезы рассмеялись:
— Сейчас все придет в норму, потерпи, — всхлипывая, погладила его по каменному плечу Эмбер.
— Это ж был опытный образец, брат! Прости, пожалуйста… — Одри отвела было виноватые глаза, но не выдержала, схватила его за руку и прижала пальцы к своим губам.
Внимательно вглядываясь в лица женщин, Северянин медленно спросил:
— Все получилось? Демиург уничтожен?
— Демиург? — в глазах Одри промелькнула растерянность, а Эмбер напряглась. — Да… его больше не существует…
— Врешь, — последовал жесткий ответ. — Я не чувствую его смерти. Его настоящей, окончательной, вампирской смерти.
Северянин попытался подняться, но безуспешно — скривился и скрипнул зубами, леденея взглядом.
— Брат… Арн, успокойся — нас же там не было!! Скоро все увидишь своими глазами и услышишь объяснения из первых уст!
— Значит, он все-таки не уничтожен, — разочарованно процедил сквозь зубы вампир закрывая глаза.
Эмбер, успевшая заметить сверкнувшее в них бешенство, быстро добавила:
— Скоро сможешь убедиться лично, что твоя фея очередной раз наплевала на все законы природы и доказала, что для нее нет ничего невозможного!
— А почему здесь нет ее самой? — после короткой паузы напряженно поинтересовался викинг.
— Она устала, брат! Очень устала. К сожалению, сейчас ей, как и тебе, не может помочь ни Кристин, ни колдун. Она просто спит. С ней Цинна, и… все будет хорошо — это же ее мир!
— Это
Та поджала губы и согласно кивнула; затем обернулась и позвала в полумрак:
— Где ты, Тина?
Мулатка уже стояла перед своим Создателем, прижимая ладони к груди и взволнованно посверкивая белками лиловых глаз.
— Давай, — голос Эмбер был холоден и строг, но взгляд полон ожидания и признательности.
Вампирша протянула руку, и темные пальцы Дитя вложили в ее белоснежную ладонь небольшой пузырек. Крепким длинным ногтем Эмбер подцепила притертую пробку, с легким щелчком отлетевшую вникуда.
Почти мгновенно воздух в комнате наполнился тонким ароматом, хорошо знакомым всем четверым. Арн моментально напрягся, Одри потянула носом и блаженно улыбнулась, губы Тины дрогнули. И только Эмбер осталась почти бесстрастной и бережно поднесла пузырек к бледным губам Создателя:
— Выпей, Арн. Прежде чем заснуть Олив оставила это для тебя. Это не суррогат.
Северянин перехватил драгоценное стекло, вылил в рот содержимое и замер, прикрыв глаза и медленно облизывая губы.
Хотеть значит мочь. Глава 21.
Прощение — не твоя заслуга. Это дар.
Олив лежит на спине, закинув руки за голову, разметав свои золотые кудри; сон ее глубок и безмятежен, ровное легкое дыхание мерно поднимает грудь, едва прикрытую темным шелком простыни. Никаких следов грозовой ночи рунного колдовства, безумного противостояния сверхов и кровавых одежд… Ее тело и волосы просто светятся чистотой, совершенством и здоровьем. А лицо… Оно снова принадлежит юной милой женщине, а не сверхъестественному существу, обремененному спасением мира.