Variant (СИ)

Почувствовав это, двумя этажами ниже легла и настроилась на Олив ее кровная сестра Кристин — ее энергетическая половинка. Олив поблагодарила ее за помощь, собралась с духом и, остановив свое время, ступила в Бездну человеческой памяти Арна. В этот момент Крис показалось, что у нее через грудь выдирают позвоночник. Вампирша прижала ладонь к солнечному сплетению и почувствовала толчок, а секунд через пятнадцать-двадцать — другой. Запретив себе даже думать об этом, Крис отчаянно потянулась к сестре, отдавая ей свою силу… Внезапно все кончилось — стало легко, и рыжая провалилась в сон.

Олив получила информацию, и ей оставалось только одно, но самое трудное — сделать так, чтобы Арн ее принял. Признал. И раскаялся. Потому что только так можно было сбросить этот тяжкий груз… И ей было страшноо, потому что последнего могло и не произойти. Ведь Северянин был и оставался вампиром, презирающим свое человеческое прошлое.

— Арн, помнишь свою жизнь до обращения?

Молчание викинга стало агрессивным, тяжелым.

— Те несколько лет после смерти семьи, пока ты еще оставался человеком, и пытался заглушить боль своей вины? Вряд ли ты забыл слова, сказанные тобой отцу в ночь его гибели.

В ответ — глухой рык и сдавленные ругательства.

Олив глубоко вздохнула, и сцепила в замок ладони, пытаясь унять дрожь. Его память накрывала и ее, заставляя произносить вслух и испытывать несвойственные ей мысли и чувства.

- После обращения из века в век тобой двигала жажда мести — топливом для нее служила именно память. Память о неисправимой глупости королевского недоросля, бабника и забияки…

Вампир заскрежетал зубами, сел и сжал голову ладонями так, словно хотел раздавить ее как арбуз. Почему он все это выслушивает??!! Но ответ ему был известен: потому что это была правда. «Именно так, моя настойчивая фея! Если бы не Цинна, и обращение, я бы сгорел на своем погребальном костре не героем, а убийцей — Эйрикером Кровавой Секирой, ставящим пленных в ряд и одним ударом отсекающим сразу несколько голов… Из конунгов я был в этом просто рекордсмен…».

Ничего не обнуляется. Умерло тело и все, что связано с человеческой физиологией, но — не память клеток. Его Создатель помог все забыть, потому, что любил, потому что жалел и хотел, чтобы новообращенный вампир Рорик Арнбьорн Северянин быстрее адаптировался и жил полной не-жизнью, не испытывая отчаяния и сожалений.

«По мере того, как вампир взрослеет, у него появляется выбор — эволюционировать или окончательно оскотиниться. И в этом он ничем не отличается от человека, стоящего перед тем же самым выбором. Путь у всех один, разные только ресурсы и намерения». Это Северянин прочел в архиве Цинны. Да и слышал, наверно, от него не раз. Слышал, но не слушал! Вернее — не вникал… Его любовь и послушание были отличной заменой пониманию.

К тому же, в вампирской не-жизни викинга все было отлично: независимость, отстраненность, комфорт, много свежей крови, свежего тела любого пола и цвета… И хорошо скрытая процветающая бизнес-империя, позволяющая без проблем поддерживать желаемую реальность.

«Великое откровение» (легализация вампиров) никак не повлияло на жизнь Северянина. Он легко шагнул в не-жизнь из своей человеческой реальности, и также легко сделал вид, что включился в мейнстрим. Вот только задумываться и понимать, откуда бралась эта легкость он начал всего чуть больше века назад, когда стал Создателем сам.

А Цинна…Он никогда не позволял своему Дитя скатиться за грань и превратиться в обычного кровососа, в тупое похотливое животное — даже в самый жаркий и кровавый период становления вампира.

И никогда не напоминал Арну тот короткий, но жуткий кусок его человеческой жизни, когда месть и отчаяние отняли у викинга разум, но не силу и ярость.

________________________

* Иоганн Кристоф Фридрих фон Шиллер

** Древнескандинавский певец-воин

*** ритуальные заклинания

Пятая Руна. Глава 14.

Каждому отпущено ровно столько жизни,

сколько нужно для его предназначения

и уплаты долгов.

Согне-Фьорд, десять веков назад

Придя в себя после очередной бойни и разграбления поселения, в крови, похмельи, среди измученных шлюх, и таких же невменяемых, как и он, товарищей, испытав к содеянному и собственному телу безмерное отвращение, викинг выбрался на берег фьорда и зашел в воду.

Он ничего не соображал.

Чего он тогда хотел — просто придти в себя от угара?