Варианты Морозова. Стеклянная стена

— Нет, Миша, по-моему, ты не прав, — отвечала она. Тут не досуг виноват. Вот у нас — я люблю тебя по-своему, а ты по-своему, но ты...

— Догадываюсь! — улыбался, перебивая, муж. — У меня тоже не хватает времени?

— Не времени... Любовь — это уже и время. Когда мы встречались — времени у нас было еще меньше, а сейчас кажется, что тогда его было гораздо больше.

— Что вы делаете вечером? — спросил Орлов. Его рука нерешительно поднялась, нащупала пуговицу пиджака и опустилась. Но тотчас он вытянулся, и Валентине почудилось, что он вспомнил свою черную форму морского офицера.

— Почему вы до сих пор не женаты? — спросила она. — У вас чувствуется недостаток опыта. Женщину надо увлекать, а вы спрашиваете.

— Да, действительно, — согласился он. — Никогда не стремился стать героем-любовником. Это мне не грозит, верно?

Валентина промолчала.

Он улыбался. Его лицо было бледное, доброе, покорное. Он был в ее власти, сам сунулся в ловушку брошенной мужем женщины (почему-то Валентине казалось, что ее бросили), но что с ним делать, что говорить? Она растерялась.

— Я никогда не думала, что ваше увлечение морскими авариями...

Он поморщился, не желая ее слушать.

— ...ваше увлечение морскими авариями — это тоска бывшего моряка.

— Выходите за меня замуж, — сказал он. — Я люблю вас. Вы редкая женщина. Таких сейчас нет.

Она заплакала. Еще без слез, но они застилали глаза. Она сделалась слепа. Если бы Орлов обнял ее, стал целовать, она бы со страстностью жалости целовала бы его, и это, может быть, помогло бы ей прийти в себя. Валентине не было до него дела, ибо он уже сыграл свою роль, войдя к ней за стеклянную стену. Теперь она не понимала, чего добивалась от него? Неужели ей требовалось лишь прикоснуться, услышать о его любви? Любой ценой, только поверить?

— Зачем вам жениться? — глуховато-сварливо спросила Валентина. «Господи, это же мамин голос, когда она мучает меня!» — Вы не знаете, что такое семейный быт. Это вечная катастрофа. Вам никто не придет на помощь...

— Я люблю вас.

Слезы, стоявшие на нижних веках, вылились наружу. Она вытерла ладонью закапанный лист корректуры, размазав черную типографскую краску.

Больше слез не было. Валентина выздоравливала. Ее постигло несчастье, но она не стала привыкать к нему, как обычно привыкают даже к несчастью, и поэтому оно прошло.

— Я ведь замужем, — сказала Валентина. — Правда, мы поссорились...

Он улыбался, на лбу блестела испарина. Валентина подошла и дотронулась до руки Орлова. Он обнял ее, и она отступила назад и покачала головой:

— Нет.

Ничего он не знал! Если бы знал, что эта редкая женщина уже была готова сослепу стать его любовницей, как бы он держался тогда? Она вспомнила мягкое хищное рыцарство таксиста, отдала его Орлову и спросила себя: «Ты была бы этим покорена?» Но ни хищность, ни покорность не имели никакой силы. Валентина была замужней женщиной и желала любви единственного человека, которую невозможно было заменить какой-либо другой. Потому что никакой другой не существовало.

Валентина стеснялась открыть подруге правду. Ей казалось, что она несовременна, даже смешна со своей верностью ушедшему мужу. Поэтому она сказала Ирме, что Орлов стал ее любовником, а Ирма охотно поверила.

Глава восьмая

Нина Никаноровна телеграммой вызвала Кирилла Ивановича. Но сват, вместо того чтобы сразу лететь, стал звонить и спрашивать, что случилось.

Нина Никаноровна отняла у дочери трубку и заговорила настойчиво-медовым голосом, убеждая его, что все здоровы и что ему надо поскорее приехать.

— Надо так надо, — ответил Кирилл Иванович.

Потом вступила сватья Лидия Ивановна и таким же медовым голосом принялась выпытывать, что же все-таки случилось?

Нина Никаноровна не сказала.

— Наверное, наши дети уже разводятся? — спросила Лидия Ивановна.

— Вечно ты навыдумываешь! — с грубоватым удивлением произнесла Нина Никаноровна. — Дети живут дай бог каждому...

— Кирилл приедет, — вздохнула Лидия Ивановна. — Только самолетом я его не пущу. Поездом. Так спокойнее.

— А ты-то сама как себя чувствуешь? — спросила Нина Никаноровна. — Ноги-то как?

На следующее утро Нина Никаноровна встречала Кирилла Ивановича. Она стояла на платформе, сунув руки в карманы полушубка, и смотрела на выходящих из вагона людей.

Кирилл Иванович показался в тамбуре, мелькнул блик его очков. Глядя под ноги, он спустился. На нем был темно-коричневый кожаный реглан и темно-зеленая шляпа. Он оживленно оглядывался, не замечая Нину Никаноровну, стоявшую от него в нескольких метрах. Сват понравился ей крепким статным видом и не понравился горделиво замкнутым выражением лица. Она вспомнила Михаила. «Все перестают со мной считаться», — подумала она.

По дороге домой Нина Никаноровна рассказала, что дети сходят с ума и что надо решительно вмешаться. Кирилл Иванович попробовал узнать, что произошло, но выяснил лишь то, что сын живет отдельно от своей семьи.