Читаем Варшава в 1794 году (сборник) полностью

Раз и другой он схватился за меч и отбросил его прочь. Затем около шатра что-то зашелестело, ограждения и заслона поднялись, высокий мужчина, укутанный в опончу со стоящим воротником, лицо которого было полностью закрытым, осторожно проскользнул в шатёр.

Вошёл, остановился на пороге, огляделся, и, видя воеводу, который дрожащей рукой схватился за меч, не двинулся, не испугался, остался равнодушным.

Винч сел на ложе.

Приход этого человека с закрытым лицом, казалось, страшит его; прибывший медленно отклонил воротник, который прикрывал ему лицо, снял шапку, натянутую на чело. Воевода узнал Добка Наленча, которого с последнего с ним разговора и разлада в Поморье не видел.

Добек не был с ними… Что же он мог делать в лагере крестоносцев?

Это был живой и страшный упрёк – этот человек, который не хотел пойти одной дорогой с ним, а теперь пришёл, может, упрекать его в подлости и падении.

Добек стоял и смотрел – но по взгляду трудно было изучить: сострадание или презрение, возмущение или милосердие…

Он подошёл к ложу, заломил руки и стал в молчании качать головой.

– Чего ты хочешь? – крикнул разгневанный от этого долгого глядения Винч. – Чего ты хочешь? Голову принёс под меч…

– А хотя бы… – отпарировал равнодушно Добек. – Потерять голову – это ничто, но потерять честь, осквернить имя, покрыть позором род – это хуже!

Воевода молчал, дрожащий.

– Зачем я пришёл? – говорил он далее. – Я пришёл спросить тебя о спасении… Чем ты заплатишь? Чему помог своим предательством и что на твою шею и совесть пало? Слушай!

Воевода хотел прервать, Добек велел ему молчать.

– Слушай! Вот имеешь лик твоих деяний… Ленчица сожжена и ленчицкие опустошены, Калиш взят… С ним захвачен Гнезно! Слышишь ты это? Гнезно… Замок, костёл, могила патрона, сокровищница святого, всё разворовано… Накло в пепле, Срода сожжена, Победзиска сравнена с землёй, Клецк, Кострзин, Серадз, Унеюв, Варта, Шадек… А деревни, а костёлы, а монастыри, а столько человеческих жизней, а сколько беглецов, что в лесах умирают с голода, а кровавые слёзы?

Мало тебе этого? Ты сыт? Нет ещё? Чего тебе ещё нужно?! Говори… – простонал Добек.

Что делалось, когда он говорил это прерывистым голосом, медленно, как капли кипящей смолы на голое тело, бросая эти названия на его совесть – что делалось с Винчем, Добек и сам не мог понять, его глаза были закрыты ладонью, а уста, которые были не прикрыты, искривила боль.

Молчание продолжалось долго, воевода не отвечал ничего.

– Говори, – отвечал Добек, – куда их ещё поведёшь и где мы с жёнами и детьми от тебя и от них спрячемся? Я не имею уже ни дома, ни лома, в яме укутывает меня моя бедность… мой позор, что я тоже Наленч, как ты… потому что люди на нас пальцами указывают.

Когда он это говорил, воевода вскочил на ноги, а Добек непреднамеренно отступил, думая, что он бросится на него с мечом.

Но Винч только гневно на него взглянул, развёл руками и склонил голову к земле.

– Ещё то не окончилось, что началось, – сказал он задыхающимся голосом. – Не видите ещё конца, обратится это иначе… С крестоносцами, с королём Яном, с магистром… буду говорить, сейчас с разъярённым солдатством нет возможности. Они одичали, не хотят слушать.

Добек насмешливо кивал головой.

– А разве они будут слушать, – прервал он гневно, – когда мы будем ещё более слабыми, чем сегодня? Разве это люди? Разве это христиане? Вы сдали себя и страну палачам… взяли вас – не пощадят нас… думаете, что они будут милосердны?

– Не закончено это! Не закончено! Рассчитаемся! – забормотал воевода. – Не ругайте меня. Я кровь и голову дам, а со злом этим справлюсь!

– Как? Чем? – начал Добек. – Вернёшь жизнь убитым! Отстроишь города! Отдашь нам потерянную честь!

– Чего ты от меня хочешь? – закричал выведенный из себя воевода. – Чего?

– Я хотел вам только показать одну из твоих жертв, – сказал Добек. – Она здесь… смотри на меня. Я, дети и внуки проклинать тебя будем, тебя, что ради своей гордости и мести нами всеми пожертвовал и край привёл к погибели. Будь проклят, безумный старик… проклятый…

Винч слушал его взрыв с опущенной головой – не ответил ни слова, отбивались от него эти слова, как горсть брошенного песка от железной брони. Он неподвижно стоял.

– Я пришёл, – сказал Добек, – чтобы кого-нибудь ещё вовремя спасти из твоих рук. Забиру Наленчей, которые стоят того, чтобы их спасти. Останешься один с милыми крестоносцами.

Отвернулся от него.

– Не посмеешь мне этого сделать! – крикнул воевода, ступая за ним. – Запрещаю; ты не знаешь, что будет завтра, они нужны мне…

– Чтобы ты сдал их всех немцам!

Винч хотел что-то говорить, бросил безумный взгляд и остановился.

Добек поглядел на него и выбежал из шатра. Он обернулся, держа над собой заслону.

– Одно спасение есть, – сказал он. – Хочешь? Иди с нами. Мы всем отрядом выскользнем из лагеря, и пойдём прочь… отобьемся, когда нужно.

Воевода нахмурился и ударил о землю ногой.

– И я не пойду, и ты у меня людей не смей забирать, будут нужны. Я скажу тебе – незаконченное дело. Я сумел зло учинить, сумею его исправить, но…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Аббатство Даунтон
Аббатство Даунтон

Телевизионный сериал «Аббатство Даунтон» приобрел заслуженную популярность благодаря продуманному сценарию, превосходной игре актеров, историческим костюмам и интерьерам, но главное — тщательно воссозданному духу эпохи начала XX века.Жизнь в Великобритании той эпохи была полна противоречий. Страна с успехом осваивала новые технологии, основанные на паре и электричестве, и в то же самое время большая часть трудоспособного населения работала не на производстве, а прислугой в частных домах. Женщин окружало благоговение, но при этом они были лишены гражданских прав. Бедняки умирали от голода, а аристократия не доживала до пятидесяти из-за слишком обильной и жирной пищи.О том, как эти и многие другие противоречия повседневной жизни англичан отразились в телесериале «Аббатство Даунтон», какие мастера кинематографа его создавали, какие актеры исполнили в нем главные роли, рассказывается в новой книге «Аббатство Даунтон. История гордости и предубеждений».

Елена Владимировна Первушина , Елена Первушина

Проза / Историческая проза