Варшава в 1794 году (сборник)

– Ради Бога, отец, – прервал, подходя, Добек, – успокойтесь же. Пишите или езжайте к королю, но ему так сразу не бросайте рукавицы… Мы тут могущественны, нет слов, имеете друзей, но и врагов нам хватает… Локоток старый… прижатый… правда, но это король и пан наш… За ним стоят венгры, папа его опекает… Пан это наш, помазанный.

Вздрогнул старый Винч и гаркнул:

– Молчи же. Я всё это знаю… Он король, а я велкорядца, ни сыночек его… Пусть его себе посадит где-нибудь в другом месте, достаточно имеет замков – я его в Познани, где я был первым, не потерплю. Вторым тут не могу быть! Не буду!

Отвернулся и начал живо ходить. Исходил из него гнев. Добек смотрел, стоял, молчал.

– Отец, ради Бога! Подумайте, одумайтесь, – сказал он в заключении, видя что старик гневается и постоянно мечется. – Королю войну объявить – немалая вещь. Легче, по-видимому, на это броситься, чем справиться с этим. Это тяжёлое дело! Упаси Бог!

– Ни такое страшное, ни такое трудное, чем тебе видится, – крикнул Винч. – Ты не знаешь, какую я имею силу. Пусть я только от Локотка отступлю, а безумие перевесит… Пойдёт, пожалуй, снова жаловаться папе, но уже не в Рим, а в Авиньон… но ему подкреплений святой отец не даст… а будет проклинать?! Мы уже к этим молниям привыкли. Научили нас крестоносцы, что можно под проклятием жить и ничего не станет человеку.

Добек заломил руки. Старый Винч говорил всё горячей.

– Против него король Ян Чешский, который также польским королём зовёт себя, а его краковским королём только зовут; имеет Бранденбургов, силезцев против себя, имеет крестоносную мощь, а та немалая, пусть я стану на их сторону – выгоним его!!

Его глаза жестоко засверкали. Нахмуренный Добек молчал.

– Что же ты на это скажешь? Что? – настаивал запалённый старик.

– Молчу, – медленно сказал Добек, – вы, отец, слишком жалуетесь, а сожаление не знает меры… Нужно остыть.

– Нет! Нужно других распалить! – воскликнул Винч. – Я? Не остыну, я состарился на велкорадах, поседел, а должен был бы гнуть шею перед молокососом? Никогда!

– Тяжёлая вещь! Тяжёлая! – замурчал Добек. – Подумать нужно. Ежели с вами случилась несправедливость, нужно бы к королю идти, прямо, в открытую ему пожаловаться…

Винч рассмеялся.

– Так ты знаешь Локотка? – крикнул он. – Он, когда однажды что решит, железным клином не выбить это у него из головы… Маленький, старый… лет семьдесят ему, но каменный… Тот сын – это его любовь… это всё его будущее, ради него мной пожертвовал. Торговаться с ним, воду варить напрасно… Хотел врага, будет его иметь во мне.

Я вырвать у себя этот край не дам!

Говоря это, он ударил ногой по полу, аж на столе кубки задрожали.

Добек медленно подошёл к нему и хотел поцеловать его в руку, дабы успокоить; отпихнул его старик и бросился на лавку.

– Я для вас и для всего рода работал, – начал он прерывистым голосом. – Из этой земли я хотел сделать наследие для племени моего… То же самое стало с Поморьем… из велкорядов выросли правители… Но я бы не отрывался от короны и таким был бы её сторонником, как силезцы чешскому королю. Я остался бы верным…

В самое сердце мне угодил неблагодарный Локоток… и обманул меня. Сказал, что Казимира с молодой женой ему некуда посадить – и только ему в замке дать жильё вроде бы хотел и охоту в лесах. Чем мне это вредило? Не противился. Но наехали, замок ими полон… поляками, литовцами, службами, челядью, оруженосцами, бабами… уже для великорядцы угла нет… Далее Казимир себе управление присваивает и он тут уже приказывает, а я, старик, под ним, воеводой!!! На равных меня с каштеляном Едрком ставит! Меня! Винча Свидву из Поморья и Шамотул! Меня!

Говоря это, он встал, выпрямился и, согнув руку и выпрямив её, казалось, хочет оттолкнуть невидимого врага.

Добек, чувствуя, что сопротивляясь ему, ещё больше его раздражит, молчал. Он поглядел только, ища в лице и глазах знаки успокоения, которое не приходило.

Старый Винч всё попивал из кубка и говорил, как бы сам себе, меньше обращая внимания на Добка.

– Я здесь ещё достаточно сильный, чтобы не допустить того, чего не хочу. В этой моей Польше лучше меня знают и больше бояться, чем Локотка и сынка его… есть нас куча, все мои пойдут по кивку за мной, за мной… Не отстанет для него не один. Я зубы на том съел, чтобы сделаться тут паном и я им есть…

Королевич со своей поющей литвинкой и всеми девками за воротами замка не приказывает… края не знает… и его никто… Спрятался в Кракове, в Венгрии развлекался, научился красиво наряжаться, плавно говорить, петь может – но к оружию непривычен… Молокосос… с ним я легко справлюсь, а Локоток – старик…

– Вы всё-таки сами говорили, что это каменный пан! – прервал Добек.

– Да, но и каменные люди крошатся, а я также не копна соломенная!! – воскликнул старый упрямый Винч.

– Отец! – начал умоляюще племянник.

– Не на совет я тебя сюда вызвал, – прервал, не давая говорить, Винч, – но я бы тебе приказы дал… понимаешь!..

Добек замолчал.

Спустя какое-то время Свидва всё-таки казался более спокойным.

– Привели меня к крайности, – отозвался он, – я не виновен, что брошусь туда, куда должен, чтобы избежать позора…