— Посоветовал? — Ферди прыснул. — Бог мой, дружище, мало ты меня знаешь? Кто может мне посоветовать? Но в чем-то ты прав — этот парень перевернул всю мою жизнь. Есть в нем нечто такое… Неодолимое. Только не думай, — поспешил он заверить, — Шерлок — это Шерлок, а ты — это ты.
— Я и не думаю, — вяло откликнулся Джон. — Я — уж совершенно точно не он.
И Джон понял, понял со всей оглушающей ясностью, что вернувшись на Бейкер-стрит, Шерлока он там не застанет.
Опустошение было настолько глобальным, что скрыть его не получилось: голос дрогнул и упал до глухого, невнятного бормотания.
— Для чего ты мне всё это выкладываешь? Сам же сказал, что с в советчиках никогда не нуждался.
— Что значит — для чего? — удивился Ферди. — Всё ещё не понимаешь? — Он разочарованно вздохнул, а потом спросил: — Скажи, что тебе Лондон?
— В смысле?
— Хорошо, просторно — я понимаю. Но ведь не дом родной.
— И?..
— Я предлагаю тебе как можно быстрее разобраться с делами, покидать в чемодан вещички и приехать ко мне.
— Куда?
— В Вашингтон.
Виниловая трубка больно врезалась в онемевший загривок — так яростно вцепился Джон в свой задерганный уже стетоскоп.
«Ах вот оно что?! Хорошо же ты, дружище, придумал. Жить втроем? И в качестве кого у вас буду я? Нет уж, увольте. Сами как-нибудь разберетесь».
Он сделал глубокий, успокаивающий вдох и попробовал засмеяться — получилось довольно жалко.
— Ферди, ты верен себе — куда ты меня зовешь? В какой Вашингтон? Тебя самого там, по-моему, ещё нет.
— Но я там обязательно буду. Подумай, Джон. Какая разница, где и кому лечить животы? Американские грыжи ни чем не хуже британских.
— Нет. — Джон решительно отмел предложение Фердинанда, а заодно дал понять, что нелепый разговор пора завершить. (Хватит, Ферди. Действительно — хватит. Не удивлюсь, если эта замечательная идея принадлежит не тебе). — Спасибо, конечно, но, уверен, без меня вам будет значительно лучше.
— Вам? — переспросил Фердинанд. — Кого ты имеешь в виду?
«Не хочет признаваться сейчас. Что ж… Как видно, решил устроить мне маленькую неожиданность. До чего же мило».
— Тебя и… твоих вашингтонских друзей.
— Не уверен, что до меня дошло, но, по-моему, ты сказал что-то не то. И тон твой мне совершенно не нравится. — Голос Фердинанда заметно сник и утратил нотки азарта. — Ну хорошо, Джон. Поговорим об этом чуть позже. Шерлок меня торопит. Теперь позвоню лишь с вокзала — программа у нас довольно обширная. Да и не хотелось бы своими глупыми выдумками и мечтами отвлекать тебя от работы.
Обиделся.
Гнетущее чувство несправедливого обвинения не покидало Джона ни на минуту. Как бы и чем бы ни был он занят в течение дня, под сердцем ворочался неприятный ком из недоумения, сомнения и вины.
Звонок с вокзала и торопливая болтовня Фердинанда, его наигранная бравада и натянутый смех усугубили и без того возросшее до критичных размеров раскаяние.
— Ферди… Ферди… — суетливо повторял Джон, перекладывая телефон от одного уха к другому. — Вы… Вы не промокли? Весь день под дождем. Хорошо пообедали? Не опаздываете? Удачи тебе. Предавай привет всем, кого увидишь. И зайди к моим. Черт, какой же я олух — не догадался приготовить для них подарок.
— Не переживай, Джон. Лондонских сувениров, что мы с Шерлоком накупили, хватит на всю нашу дыру. А для твоих я приобрел нечто особенное — какую-то многофункциональную мультиварку. Или как там эта хреновина называется… Мама будет довольна.
— Спасибо, Ферди. Ты самый замечательный сукин сын. Удивительный. Лучший на свете. А я дурак и осел.
Джон метался по кабинету как ненормальный — натыкаясь на мебель и стены. Его разрывало от грусти и боли.
— Да ладно тебе, — ухмылялся Ферди. — Ерунда. Не забудь о том, что я тебе предлагал. Я не шутил. Я никогда не был настолько серьезен. Буду ждать тебя, дурака и осла.
— А Шерлок? — вдруг громко выкрикнул Джон.
Но связь внезапно оборвалась, и больше Ферди не перезванивал.
«Может быть, я и в самом деле всё неправильно понял? — терзался Джон, как безвременную кончину переживая его отъезд. — С чего я решил, что они с Шерлоком… делали… то самое? Глупость какая. Но даже если и так, разве это имеет значение? Кто дал мне право судить? Неправильно, неправильно… Всё неправильно».
Он даже не пытался прилечь, хотя дежурная ночь не предполагала неожиданностей и эксцессов — в конце концов, это всего лишь рядовая клиника, а не медицинский центр мирового значения. Застеленная белоснежно и хрустко кушетка не манила, а напротив — вызывала стойкое неприятие. Джон бродил по коридорам, пил кофе, грыз галеты, читал, листал истории болезни, и прикорнул только под утро. Сломила его не усталость, сломили его бесконечные думы, от которых болезненно пылали виски. Да и обильные возлияния накануне сыграли не последнюю роль, оставив в организме свой разрушительный след.
Утром голова работала значительно лучше, и основным лейтмотивом аналитической рефлексии Джона были слова идиот и кретин.