Вас ожидают, мистер Шерлок (СИ)

========== Часть 24 ==========

Дорогие мои, хотела закончить одной главой, но она и без того получилась ну о-очень большая, так что окончание этой душераздирающей истории ожидает вас в следующей, последней главе)))

…Он любит меня. Конечно, любит. В тот вечер… ну, ещё мы с ним… ну, в общем… Он так смотрел… ТАК смотрел… Что я наделал? Зачем? Почему? А тогда утром… кофе совсем остыл… а я… а он… Он любит меня. А я взял и ушел. Идиот. Ну и что, что квартира? Куда же меня, дурака, девать, если я такой дурак? Могу себе представить, чего ему это стоило. Что же мне делать?

…Никогда он меня не любил. Всё ложь. Фарс. Насмешка. Какой, однако, артист. Так смотрел… ТАК смотрел… А тогда? Ну тогда, утром, когда кофе остыл… Как правдоподобно он меня… Дурак, дурак. Повелся, разлегся, ноги раздвинул… Чудо-любовничек. Поимели тебя, а потом вывели, как блох у собаки. Но позаботились, и на том спасибо. Квартирку вот предоставили. Он, наверное, каждому отставному гусю оказывает посильную помощь. Конечно. Детектив-интеллектуал. Человек со связями, со средствами. И немалыми, судя по тряпкам. Как он меня, а? Одним щелчком. Что же мне делать?

Подобные противоречия терзали Джона изо дня в день, из ночи в ночь, и это так его утомило, так измочалило, что он готов был остановиться на любом варианте, приняв его за конечную истину, лишь бы не рваться на два полюса, то окунаясь в ледяную купель, то плавясь несчастным огарком.

Он не умер. Каким-то непостижимым образом ему удалось выстоять и даже научиться дышать как все нормальные люди. Первые две недели пекло очень сильно, превращая сердце в обугленный, но чертовски живучий кусочек отчаянно одинокой плоти. Он метался по незнакомой, чужой квартире, натыкаясь на незнакомые, чужие углы и не зная, чем заглушить это неутихающее пламя в груди. Как он здесь очутился? Зачем? И когда, в конце-то концов, закончится этот кошмар? Он проснется рядом с Шерлоком и крепко его обнимет, прижмется губами к шее, поцелует в висок. Шерлок бормотнет что-то бессвязное и сонно выдохнет его имя…

Потом слегка отпустило — как видно, кому-то могущественному и благосклонно настроенному участь Джона Ватсона показалась излишне суровой, и над ним сжалились, ослабив огненный шторм в груди до более-менее терпимого состояния. Час за часом, минута за минутой гореть, словно в аду — не-вы-но-си-мо. Даже там это понимали.

«Всё к лучшему, — думал Джон, сидя в аккуратной кухоньке и обнимая пальцами кружку, чьи бока были непривычно бездушны. — Отныне это мой дом, и, кстати, не самый плохой. Тепло, светло, чисто. И метро рядом. А он… Любить его трудно. Не всякое сердце способно выдержать такие глаза. Свихнулся бы я через полгода, а то и раньше. И от ревности тоже, что уж скрывать. Да, всё к лучшему. Когда-нибудь я научусь обходиться без Шерлока Холмса».

Он уговаривал себя с молитвенным постоянством — без устали, исполненный искренней веры, что так и есть. Да, так и есть. И когда становилось чуточку легче, Джон с благодарностью смотрел на пропитанное сыростью небо — странно и непостижимо, но, кажется, это работает. Во всяком случае, разрыва сердца ему избежать удалось.

Но если отбросить все мистические озарения и взглянуть на вещи с иной стороны, то спасла его не снисходительная благосклонность небес — спасла его миссис Хадсон, чудесная, добрая миссис Хадсон, которая звонила достаточно регулярно для того, чтобы Джон в результате беспрерывной пытки огнем не рассыпался черной золой.

Она рассказывала Джону домашние новости, и он каменел от напряжения, вслушиваясь в каждое её слово.

— Сегодня мы пили чай у вас, наверху. Шерлок пригласил меня сам, представляете? И даже угостил каким-то ужасным печеньем. Боже, я едва не сломала зуб. Уверена, милый доктор, это печенье ещё вы покупали. Не думаю, что он был настолько любезен, чтобы ради меня сходить в магазин за этим засушенным безобразием.

Джон мягко протестовал: — Миссис Хадсон, прошу вас…

— Не надо меня просить, — категорично возражала домовладелица, — я говорю так, как есть. Он вас любит.

Сердце вздрагивало и летело куда-то стремглав, окрыленное даже собственным недоуменно-счастливым неверием: любит он, как же.

— Вы пришли к такому выводу из-за печенья?

— Я пришла к такому выводу из-за него. Он печален. Он не находит себе места, и готов терпеть общество даже такой болтливой старушонки, как я.

Комплимент был необходим, Джон сразу это почувствовал, и от всей души возразил: — Вы ни в коем случае не старушонка, миссис Хадсон, побойтесь бога. — А потом продолжил уже не так бодро, скорее наоборот, потому что притворяться перед близким ему человеком по-прежнему не считал возможным: — Он выставил меня из дому. И… — А вот это было самым больным, самым животрепещущим. — …И ни разу не позвонил. Почему он мне не звонит?

— Потому что любит, — с жаром ответила ободренная любезностью леди. — Лю-бит.

— Звучит довольно неубедительно. Вы меня тоже любите… смею надеяться… но при этом звонить не стесняетесь.