Вас ожидают, мистер Шерлок (СИ)

— Это не одно и то же, мой дорогой. — Джон так и видел её тонкие бровки, взметенные к нежным кудряшкам, и прорезанный морщинками лоб. — Какой вы, однако, странный. Если бы я испытывала к вам безумную страсть, ни за что бы не позвонила. Это так просто.

— И так нелогично.

— В любви логики не существует. Как и во всем этом мире. И пусть я ни в коем случае не старушонка, но прожила достаточно для того, чтобы заявить об этом с полной уверенностью.

— Только вот о безумной страсти Шерлока вы знать ничего не можете. Уж простите.

— Я? Представьте себе, могу. У него глаза истомившегося человека. — В трубке раздался тихий, мечтательный вздох. – О, я знаю такие глаза… И не учите меня науке страсти, милый доктор, вам это не под силу. Кстати, ваши собственные доводы смешны и нелепы — разве сами вы пытались ему позвонить?

Джон прожигал аппарат возмущенным взглядом. — Не пытался. И не буду. Он, по сути, выгнал меня из дому. Выставил вон. И квартиру эту подыскал в авральном порядке, чтобы я, не дай бог, не задержался хотя бы на день. Вы же не станете возражать, что именно его благотворительности я обязан? Мифической подружки с арсеналом симпатичных квартирок, я полагаю, не существует? Предлагаете мне унижаться?

— Поразительное упрямство, — отвечала леди на его весьма разумные доводы, обходя молчанием град вопросов, и в особенности квартирный вопрос. — Он вас любит и точка.

— Поразительное упрямство, — парировал Джон.

И тем не менее, от таких разговоров в его душе расцветала весна, и пламя вспыхивало уже не больное, а живительное, согревающее. Неужели и правда любит? Да, да, да. Так смотрел, ТАК смотрел. И даже кофе, чтоб ему провалиться, остыл. Ну ещё бы, ведь они тогда… ЛЮБИТ?

Джон воодушевлялся, и, окидывая благодарным взглядом временное пристанище, бодро шел к холодильнику с твердым намерением в кои-то веки приготовить горячий ужин. И готовил. И даже что-то мурлыкал себе под нос. Ничего, ничего, подождем…

Но проходил день, другой, и он снова сникал, с мучительным ожиданием поглядывая на телефон. Шерлок и не думал звонить, и самое печальное было то, что это уже казалось Джону совершенно естественным. Мрак заливал сознание, и картины, одна убийственнее другой, возникали перед мысленным взором: утро, теплая, растревоженная постель, и Шерлок в объятиях молодого красавца нежится, сонно моргая. И кудри его беспорядочно взбиты. И губы влажно горят…

Внутри снова взрывалось, жаркая ударная волна сметала остатки благоразумия и надежды — чудесная, добрая миссис Хадсон его обманывает. Нет никакого печенья. Нет никаких истомившихся глаз… Ничего нет. Только её материнская жалость и желание хоть как-то утешить брошенного и так быстро забытого Джона.

Адской болью отзывалась в душе каждая подобная мысль. Любовь вопреки всему становилась ещё сильнее, и, напитавшись всласть этой болью, раздувалась, словно дьявольская пиявка.

Но не только любовь набирала силу — к душевным терзаниям Джона неожиданно присоединился недуг телесный. Разболелась нога. Давно забытая травма лодыжки (детство, Ферди, забор) напомнила вдруг о себе ломотой, такой резкой и мучительно острой, что темнело в глазах. В моменты приступов Джон едва не до крови прикусывал губы, покрываясь холодной испариной. Откуда? Столько минуло лет — какие могут быть осложнения, черт возьми? Как практикующий врач он отрицал саму возможность возникновения столь фантастических аномалий. Чему там болеть-то, господи? Ни перелома, ни трещины. Банальный вывих. Но факт остается фактом — ногу скручивало всё чаще. Джон заметно прихрамывал и злился неимоверно — этого только не доставало.

Сара, всё последнее время исходившая арктическим холодом и при встрече смотревшая исключительно поверх его головы, выглядела теперь заметно обеспокоенной и даже предложила пообедать по-дружески, как в старые добрые времена. Поболтать… Джон вежливо отказался, сославшись на сумасшедшую занятость.

— Чем? Чем ты так неотложно занят? — не выдержав, вспылила она. — Посмотри на себя, Джон. Выглядишь потрясающе — постарел, подурнел. Страшно худой, а теперь ещё и хромой. Что у тебя с ногой? Подстрелили? И ради этого ты меня обманул?

Джон удивился. – Кто, по-твоему, мог меня подстрелить? И я тебя не обманывал. Не сложилось, и только. Но в любом случае, извини, если причинил тебе… неудобства.

От её потемневшего взгляда стало до чертиков стыдно. Как мерзко звучат эти лживые оправдания! Сара права — обманул. Обещал, давал повод надеяться, ждать, а сам… Отвратительно. Подло. Заслужил ты, Джон Ватсон, и своё одиночество, и свою аномальную хромоту, сделавшую тебя беспомощно-жалким и ещё более неприкаянным.

— Сара…

— Она оказалась слишком хороша для тебя, да? Слишком?

— Кто?

— Та штучка, из-за которой ты так летал, что едва не сбивал меня с ног, не замечая вокруг себя никого. А теперь… Теперь ты не летаешь. Ты… На тебя неприятно смотреть, понимаешь?

— Понимаю. Прости. — Джон отошел, не дослушав собственного приговора. Зачем? Он и без того знал, что похож на обмылок. Возможно, Сара безжалостна, но разве можно усомниться в её правоте?