Лестрейд смотрел на него как на человека, в чьих умственных способностях он только что усомнился. — Господи, Джон, это же так очевидно. Потом он блестяще докажет, что ты невиновен. Вызволит, так сказать, принцессу из мрачной башни. И поведет под венец. — Он откинулся на спинку дивана и утомленно прикрыл глаза. — Какое счастье, что этот чокнутый влюблен не в меня.
— Идиотизм, — пробормотал Джон, пытаясь представить себя за решеткой. Ну и, естественно, под венцом… — Грег, это же детские игры. И ты, инспектор полиции, явно не новичок в своем деле, собираешься принимать в них участие?
— Кто меня спросит, Джон? — В голосе инспектора послышались нотки отчаяния. — Не сомневайся, это не будет выглядеть детскими играми, это будет настолько серьезно, что я лично защелкну наручники на твоих запястьях, считая себя национальным героем.
— Это смешно.
— Обхохочешься.
— Я никогда не поверю, что такое дерьмо возможно.
Инспектор пожал плечами. — Посмотрим… Моё дело предупредить. — Он поднялся, с хрустом распрямляя колени, и улыбнулся тепло и участливо. — Спасибо за угощение, Джон. Когда всё закончится, когда вы наконец разберетесь, мы выпьем что-нибудь посерьезнее твоего чая. Сразу видно — ты парень что надо. Крепкий орешек. Уважаю. — И добавил, многозначительно выставив палец: — Но лучше бы тебе уступить.
Убью этого ненормального.
(До чего же я по нему стосковался. Сил нет терпеть).
Прямо сейчас пойду и убью.
Но Джон никуда не пошел и никого не убил. Как только за инспектором захлопнулась дверь, на него вновь накинулась стая свирепых сомнений: конечно же, это розыгрыш, подобный тому, с «блином» на голове, и, возможно, придумал его Шерлок на пару с Дэвидом-Стивеном-и-черт-знает-с-кем-ещё… Почему бы не позабавиться двум молодым, беззаботным любовникам? Откуда вообще он знает, что это был Грегори Лестрейд, полицейский из Скотланд-Ярда? А документ и подделать можно…
Я не могу этим управлять, думал Джон, находясь на пределе отчаяния, уже не могу. Он презирал себя за параноидальную подозрительность, страдал жестокой бессонницей, но поверить в любовь Шерлока, а потом убедиться, что это всего лишь искусно сплетенная ложь, было страшно до судорог, и он продолжал мучительную борьбу с собственным сердцем. И как чуда, как свершения самых неисполнимых надежд ожидал сладкозвучного воя сирен, неземного сияния маячков за окном и своего феерического ареста.
*
Следующего посещения Джон был удостоен неделю спустя. Именно удостоен — иначе царственный жест несомненно ответственного и несомненно высокопоставленного лица охарактеризовать было невозможно.
Всю эту неделю Джон без устали подыскивал для себя подобающие эпитеты. Он побывал и «слюнтяем», и «трусом», и «чертовым недоумком», и «окончательно сбрендившим пнем», и (тысячекратно) «уродом», и много кем ещё. Он даже отважился позвонить миссис Хадсон — неведение приобрело статус невыносимого, и гордость («тупое упрямство») покорно сложила крылья. Услышав приветливое «Доктор? Как ваши дела? Всё ли у вас хорошо?», он захмелел от радости: о нем беспокоятся и, несмотря на отсутствие привычного и родного «милый», хоть немножко, но любят. Естественно, речь шла о любви и беспокойстве домовладелицы… Он поинтересовался её здоровьем и дальнейшими планами (какими планами, господи?), внимательно выслушал подробный отчет (оказалось, планов у леди было немало) и, не найдя ничего лучшего, попросил передать привет Шерлоку.
— Передам, — вежливо ответила миссис Хадсон. — Думаю, ему будет приятно.
Послевкусие от разговора осталось муторное, щемящее. Джон окончательно убедился, что находится в глухом тупике, в который все это время настойчиво себя загонял. И загнал ведь, да так, что даже головы повернуть и оглянуться не хватает ни веры, ни мужества. Разве можно так жить? Но несмотря на это настроение его было уже не таким гнетущим, и даже нога, доставившая за последнее время немало хлопот, болела значительно меньше.
Очередной посетитель Джона слегка огорошил — своё присутствие у дверей он обозначил весьма необычно: сначала раздался неопределяемый телефонный звонок, а потом в трубке брезгливо и так же неопределяемо прошелестело: «Открывайте». Что открывать? Кому открывать? Думай, что хочешь. Но тратить время на размышления Джон не стал — скорее по наитию, чем осмысленно распахнул перед визитером входную дверь и впустил его на порог. В миниатюрные габариты квартиры вплыло облако потрясающих ароматов: сандаловой терпкости, изысканности и власти. Высокий господин, источающий всё это великолепие, взирал на Джона без тени улыбки.
«А мантию и корону мы второпях позабыли дома, в прихожей на вешалке, — невесело усмехнулся Джон, но исключительно про себя. — Кто ты такой, мать твою? И какими невиданными судьбами?»
— Симпатично, — сказал незнакомец, застыв посреди гостиной и не удосужившись даже оглядеться по сторонам — как видно, выводы он делал молниеносно, не растрачиваясь на пустяки. — Столько суеты ради этого… скворечника? Боже мой. Хотя, да — вполне симпатично. Но как-то давит, вы не находите?
— Не нахожу. (Ты кто?). На меня не давит.