– Да, ваше высокопревосходительство?
– Разумеется, разумеется: решительные действия полиции, скорый суд и строгий судья!
– Как я и говорил, ваше высокопревосходительство, у нас имеется подозреваемый.
– К этому я и клоню, дон Рафель: заставьте его во всем сознаться, любыми средствами. И поскорее назначьте судебное заседание. Чтобы я мог отправить сообщение о казни убийцы практически одновременно с сообщением о смерти Воробьихи.
Дон Рафель незаметно выдохнул с облегчением… По крайней мере, о треклятых бумагах дон Пере речи не завел… И к тому же улыбался. Улыбка дона Пере означала, что губернатор в нем нуждается. Его честь сделал над собой усилие, чтобы вернуться к предмету разговора:
– Из этого я могу заключить, что в случае подачи прошения о высочайшем помиловании на снисхождение рассчитывать не стоит.
– Разумеется, разумеется. Мне кажется, здесь все предельно ясно. И напоминаю вам, дон Рафель, что пока я губернатор Каталонии, пока я краеугольный камень
– Разумеется, разумеется, ваше высокопревосходительство.
С этого момента дон Рафель Массо-и-Пужадес, председатель Королевской аудиенсии провинции Барселона, еще больше возненавидел убийцу воробьев, устроившего в его курятнике такой переполох.
Принимая во внимание, что институт брака испокон веков представлял собой формальность социально-коммерческого характера; что матери, дававшие дочерям наставления после того, как отцы решили, за кого их следует выдать замуж, читали им нотации об уважении и послушании мужу; что только самые отважные матери говорили, «брак, доченька, никакого отношения к любви не имеет, но, может быть, со временем это чувство и придет: погляди на нас с отцом» (а доченька глядела и ничего подобного не наблюдала); что исповедники внушали доченькам мысль о том, что любить кого-либо грешно, «весьма грешно, дочь моя», переход от отрочества к юности для всех вышеупомянутых доченек в ту эпоху был ознаменован состоянием расстройства и бурления страстей, делавших их легкими жертвами для любого ладно скроенного, крепко сшитого и наделенного еще кое-какими атрибутами сердцееда. В этом крылась одна из причин, благодаря которым в недрах барселонской аристократии бурбонского периода таилось диковинное хитросплетение связей, что угадывалось во взглядах, в слишком жарких приветствиях, а также в письмах, записочках и посланиях, сновавших туда и сюда при посредстве слуг и горничных, державших в своих руках репутацию блестящих и беспечных благородных дам.