Сила Апрельских тезисов и большевистского слова были столь велики, что породили бурные дискуссии и внутри мелкобуржуазных партий. Под их влиянием началась быстрая поляризация политических сил. Мелкобуржуазные партии раскалывались, теряли своих членов, влияние в массах. Достаточно было выступления Ленина на Путиловском заводе 12 мая, чтобы многие меньшевики и эсеры из рабочих тут же, на глазах у народа с проклятиями разорвали на части свои членские билеты. Если после Февральской революции в России было около 20 мелкобуржуазных партий, то уже в июле 1917 года их стало 35.
Пришел день 18 апреля. На европейском же календаре значилось 1 мая — день солидарности рабочих всего мира. Вместе с ними и отмечал этот праздник российский пролетариат. Как смотр своих сил, как протест против самодержавия. Начинался новый счет исторического времени.
В этот на редкость теплый и солнечный день член РСДРП (б) Выборгского района В. И. Ленин шел во главе районной колонны выборжцев. На огромном Марсовом поле и четырех прилегающих площадях было устроено 167 трибун, с которых одновременно выступали ораторы. И снова без устали говорил Ленин. А вокруг вместе со взрослыми стояли тысячи детей, тысячи подростков. молодых людей. Они несли свои транспаранты и лозунги, пели революционные песни. Это было ново, невиданно. И для того, чтобы это случилось, пришлось ой как поработать Алексееву, Смородину, Канкину… Тысяч сто молодняка собралось, не меньше.
Первомайская демонстрация молодежи произвела неожиданный и колоссальный эффект. Газеты отводили этому событию целые полосы и многие столбцы. В кабинетах деятелей Временного правительства, в руководстве политических партий о молодежи заговорили как о новом факторе развития революции, который надо полнее — да, да! — лучше и полнее учитывать. И организовывать.
Большевики радовались: бурлит молодняк! Кипит по районам работа, уже брошены в молодежь, как зерна в пашню, сотни лучших агитаторов и организаторов партии.
Но через несколько часов праздничная атмосфера испарилась, ее словно и не было. Улицы бурлили негодованием: в тот самый день, когда народ демонстрировал свое стремление к миру, Временное правительство направило союзным державам ноту с заверением о своей готовности продолжать войну до победного конца, соблюдать все договорные обязательства, взятые царизмом.
20 апреля у Мариинского дворца, где находилась теперь резиденция Временного правительства, собрались тысячи солдат. Петроград бурлил. Колонны демонстрантов шли с окраин к центру города.
События достигли высшего напряжения 21 апреля.
На Путиловской площади шел митинг: обсуждали вопрос о предстоящем выступлении. Настроение было неопределенное. Ждали решения районного Совета, а его все не было. Зато с Невского приходили возбужденные рабочие и рассказывали о том, что юнкера, офицерье и прочая толстомордая публика рвут Красные знамена, избивают и арестовывают за одни только возгласы против Временного правительства. Вдруг произошел резкий перелом в настроении. «Уж шесть часов, а мы все ждем. Чего ждем?». «Наши знамена рвут, нас гонят с улиц, нас бьют, а мы будем молчать? На Невский!»
Построились в колонны, развернули знамена и лозунги: «Долой Временное правительство!», «Долой Милюкова и Гучкова!», «Да здравствует Совет рабочих и солдатских депутатов!». Так, с отрядом вооруженной рабочей милиции во главе, шли до угла Садовой и Невского. И только милиция да часть манифестантов дошли до Инженерной улицы, как на них из подворотен и подъездов выскочили несколько групп. Здесь были великовозрастные и совсем сопляки, в котелках и картузах, юнкера и гимназисты. С криками «Бей большевиков!», «Бей ленинцев!» они кинулись к знаменам и лозунгам, стали вырывать их из рук демонстрантов.
Завязалась драка.
Милиция металась в растерянности: стрелять было нельзя и пробиться сквозь ряды демонстрантов тоже. В руках нападавших мелькали железные прутья, кастеты, ножи, револьверы. Неслись стоны, истошные вопли. Со стороны Невского раздались выстрелы. Стали падать раненые, убитые…
Алексеев нес вместе с Панюхиным лозунг «Долой Милюкова!» Когда к нему подскочили два парня и молча рванули из рук древко, он поначалу даже не понял, в чем дело. А лозунг, уже разорванный пополам, валялся на мостовой. Потом прыжком кинулся на того, кто ломал древко, вцепился руками в горло, хотя в кармане был наган, но в это время сзади ударили чем-то вдоль спины и он, закричав от боли, свалился наземь.
Домой его отвезли — идти не мог. Удар железным прутом пришелся по спине и левому плечу. Рука висела плетью. Но утром Алексеев приплелся в райком.
С утра до ночи в эти дни шли заседания в райкоме партии, в Петросовете, где каждый большевик был на счету — 65 человек, едва лишь каждый десятый из всех депутатов.