Василий Алексеев

Совсем еще мальчишки и девчонки яростно спорили о лозунгах, которые состоят из слов, потому что понимали, что поиск лозунгов не был игрой в слова. Это был важнейший момент классовой борьбы. Лозунг, как формула, в двух-трех самых главных словах должен был с математической точностью выразить потребности, настроение и политическую ориентацию масс, дать народному движению четкие цели. Лозунги писали на знаменах — под знаменами шли в бой и умирали. Дать массе лозунг, верно отражающий существо исторического момента, значило завоевать ее на свою сторону. Большевики сознавали это и к лозунгам относились архисерьезно.

Алексеев понимал цену проделанной работы. Понимали ее и его товарищи. Как только конференция закончилась и отгремел «Интернационал», они окружили Алексеева, возбужденные и веселые.

— Товарищ Алексеев… Вася… Василий Петрович… Это же здорово-то как! А!?

И вдруг увидели, что Алексеев бледен как мел, еле стоит на ногах, пот мелким бисером усыпал его лицо.

— Что с тобой? — спросил его Скоринко.

Алексеев сумел вымолвить всего несколько слов:

— Плохо что-то… Есть хочу, спать… Я сейчас, минутку…

И сел на подоконник, пристроился на плече у Скоринко и мгновенно уснул.

Алексеев не слышал, как с песнями расходились после собрания мальчишки и девчонки, как кто-то звал его: «Алексеев, Алексеев!» Сегодня утром он не успел позавтракать, а вчера ночью — поспать. Ему хотелось смеяться и радоваться, вместе со всеми праздновать эту маленькую победу, нужную — он верил — для того, чтобы потом пришла победа всероссийского масштаба, чтобы была создана та могучая юношеская организация, которую назовут комсомолом, но он не мог даже улыбнуться, а спал на плече у своего друга, израсходовав до капельки весь запас своих нервных и физических сил. Ему снилась мама, которую он не видел уже больше месяца, и родной дом, в котором он давно не ночевал, а спал там, где захватит его последний час работы…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Приехал в Петроград Ленин — и словно свежим ветром подуло всюду. В Центральном Комитете РСДРП большевиков, в их Петроградском комитете, в кабинетах и залах Временного правительства, Петроградского Совета, в районных комитетах всех политических партий, на заводах, фабриках, воинских частях — всюду заговорили о том, что многие думали: «Вся власть Советам!», «Да здравствует социалистическая революция!», «Никакой поддержки Временному правительству!», «Безраздельное руководство революционным движением масс — большевикам!». Эти лозунги перевернули с ног на голову, как казалось некоторые уже установившийся порядок вещей, уже привычное, думалось, течение революционных событий куда-то вправо, куда-то вбок, в непонятность… И вдруг — удар, встряска, полная определенность: социалистическая революция. Только так и никак иначе. В.противном случае — крах народной революции, победа буржуазии.

Однако обнаружились разногласия в Петроградском комитете большевиков. Каменев твердил о незрелости России для социалистического переворота. Ему рьяно вторил один из секретарей ПК РСДРП (б) С. Я. Багдатьев, выступивший против основных выводов ленинских тезисов. Нельзя, мол, рассчитывать на переход к социалистической революции за счет внутрироссийских сил, надо ждать, когда произойдет социалистический переворот в Германии, а уж потом на ее примере и опыте развивать русскую революцию…

Было решено вынести обсуждение Апрельских тезисов на фабрично-заводские и районные собрания большевиков. Целую неделю с 8 по 14 апреля шли жаркие споры… Ленин, его идеи победили. Это окончательно подтвердила 1-я Петроградская общегородская партийная конференция, на которой 57 делегатов представляли 15 тысяч партийцев.

Противники кинулись в драку…

Неистовой злобой исходила буржуазия. Газеты были забиты статьями, в которых доказывалось, что Ленин — немецкий шпион, что он куплен врагами России, что большевики продают ее…

Изощрялись в клевете меньшевики и эсеры. Соглашательский Исполком Петросовета принял чудовищную резолюцию, в которой заявлялось, что пропаганда взглядов Ленина не менее вредна, чем любая контрреволюционная пропаганда справа. Делалось все, чтобы породить недоверие к большевикам, к их вождю Ленину, которого именовали «бунтарем» и «анархистом», а его идеи называли «бредовыми». Кричали, что Ленин «отсек себя от революции», что он «попирает ногами традиции русской демократии», что за ним, кроме кучки «сектантов», никто не пойдет. Но большевики верили и знали: это — временно, скоро правда найдет умы и сердца людей, сама жизнь покажет им, кто прав. А пока — работа, работа, работа!.. «Идите к массам!» — призывал большевиков Ленин.

Большевистские агитаторы шли на заводы и фабрики, жили в солдатских казармах по нескольку дней, а то и по неделе, говорили о мире, земле, о том, что нужно взять в свои руки заводы, фабрики, власть, принимали все, что несла им нелегкая участь, но побеждали… Через десять дней уже одиннадцать полков вполне уяснили, что большевики — за народ, за общее дело.