Василий Гроссман в зеркале литературных интриг

В писательских кругах ходили слухи о шолоховских суждениях антисемитского характера. Некоторые из них воспроизведены Фрезинским в комментариях к собранию сочинений Эренбурга[331].

Характерно, например, свидетельство одной из современниц. Она знала Эренбурга лично и в мемуарах цитировала сказанное о Шолохове: «Он медленно умирает на наших глазах. С начала войны. Он был тогда не с нами, потому что казаки не с нами. А для него эта связь – кровная. И человечески, и творчески. Тогда начались водка, антисемитизм, позорная клика мелких людишек вокруг него».

Эренбург, если верить мемуаристке, к Шолохову относился сочувственно. Утверждал: «Все плохое – наносное, от окружения».

Так ли думал и действительно ли сказал – трудно судить. Однако про «водку, антисемитизм» и «полное молчание» знали многие в литературных и окололитературных кругах.

Подчеркнем, что Симонов и рассчитывал на такое «фоновое знание». Итоговый вывод статьи формулировался бескомпромиссно: «Я убежден, что вся поднятая Бубенновым мнимая проблема литературных псевдонимов высосана из пальца в поисках дешевой сенсационности и не представляет серьезного интереса для широкого читателя. Именно поэтому я стремился быть кратким в обеих своих заметках и не намерен больше ни слова писать на эту тему, даже если “Комсомольская правда” вновь пожелает предоставить свои страницы для недостойных нападок по моему адресу».

Отсюда следовало, что позиция автора согласована в руководстве ССП. Значит, дальнейшая полемика с необходимостью подразумевала бы конфликт, разбирать который пришлось бы на уровне ЦК партии. Ну а там у Симонова были весьма сильные позиции. Ему давно покровительствовал Сталин, о чем знали агитпроповские функционеры.

Полемика действительно прекратилась. Симонов, предложив «Комсомольской правде» открытую конфронтацию, похоже, заручился поддержкой в ЦК партии. Он был искушен в подобного рода интригах.

К Гроссману полемика имела непосредственное отношение. Он тоже псевдоним использовал. Но классика советской литературы пока не задевали.

Редакционная интрига

Отметим, что руководство ССП опекало Гроссмана – как потенциального автора «военной эпопеи». Компенсировались все репутационные потери, связанные с упреками критиков.

Выше отмечалось, что Гроссман в 1946 году награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Получали такую награду отнюдь не все писатели, даже и ставшие военными корреспондентами.

Ну а в 1947 году – по представлению руководства ССП – Гроссман награжден медалью «800-летие Москвы». Награда, что называется, юбилейная, однако и в данном случае подтверждала статус.

После войны, как отмечалось выше, фронтовые очерки Гроссмана неоднократно публиковались. В 1949 году Воениздатом была выпущена и новая книга – «На Волге (Главы из романа “Сталинград”»[332].

Для Гроссмана эта публикация была своего рода цензурным разрешением. Военные главы напечатаны еще до издания романа в целом. Можно сказать, что одобрение уже получено, серьезные препятствия тогда не предвиделись.

Изначально Гроссман планировал опубликовать роман в журнале «Знамя». Там и анонсы были. Но к 1949 году планы изменились: слишком много выслушал замечаний, опять же, «Новый мир» считался гораздо более авторитетным изданием, да и редакцию тогда возглавлял давний знакомый – Симонов.

Они приятельствовали еще с довоенных лет. Войну оба закончили в звании подполковника. Правда, редактор «Нового мира» – многократный лауреат, влиятельный функционер, Гроссман же премию не получил и административной деятельности избегал. Но как прозаик и журналист был тогда не менее известен, чем поэт Симонов.

Заместителем главного редактора был А. Ю. Кривицкий, тоже давний знакомый. Ситуация вроде бы складывалась вполне благоприятная.

История публикации романа впервые описана в мемуарах Липкина. Такой и вошла в научный оборот с 1986 года.

Но следует отметить, что она полностью опровергается материалами архива Гроссмана, хранящегося в РГАЛИ. Прежде всего – «Дневником прохождения рукописи романа “За правое дело” в издательствах»[333].

Гроссман вел дневник почти четыре года. Практически сразу фиксировал все основные события, описывал разговоры с функционерами – от поступления романа в редакцию до выхода первого отдельного издания.

В монографии Бочарова опубликованы большие фрагменты гроссмановского дневника. Но и после ее издания в 1990 году положение не изменилось. По-прежнему бытует липкинская версия, а дневник Гроссмана игнорируется.

Соответственно, уместен сопоставительный анализисточников. Публикуются фрагменты дневника по оригиналу, хранящемуся в РГАЛИ. Орфография и пунктуация приведены к современным нормам.

История «прохождения рукописи» началась в 1949 году, когда Гроссман передал завершенный роман в «Новый мир». В дневнике указана точная дата, Липкин же обошелся без уточнений.