– Раз так, прошу вас тогда на приход в Эшбахт утвердить нужного мне священника, – сказал кавалер.
– Он праведен, честен?
– Он неправеден и нечестен, из прихода его изгнали.
– За какие проступки?
– Он любит вино и женщин. За женщин его и изгнали.
– Ну, не самый тяжкий грех, – заметил епископ. – Хорошо, присылайте его, поговорю с ним. Но отчего же вы хотите такого себе? Чем он хорош?
– Он один был из тех, кто духа не терял в Ференбурге, когда вокруг нас мертвецы ходили. Знал, что сказать людям, чтобы дух их угасший воскрес. Был опорой мне. А именно такое мне сейчас и потребуется. В земле моей, кажется, оборотень лютует.
– Оборотень? Уверены? – насторожился старый поп.
– Уверен, мой человек с ним встретился.
– И живой ушел?
– Ушел.
– Крепкие у вас люди.
– Крепкие, – подтвердил кавалер.
– Значит, все-таки ликантропус, – задумчиво произнес святой отец.
– Вы знали об этом? – спросил его Волков. – Может, догадывались?
– Писал мне брат Бенедикт, но вскользь, намеками. Да, кажется, два раза мне о том писал, что волк не такой, как все в местах тех. Но понимаете, он же отшельник, близкие к Богу люди, они не всегда отличают, где мысли их, а где мирское естество. Вот я и не придавал значения письмам его.
– Значит, я пришлю своего священника?
– Хорошо, хорошо, присылайте его мне. Но раз уж я вам одолжение делаю, то и вы мне сделайте.
– Говорите, – сразу согласился Волков.
– Кажется, что среди людишек моих не на кого мне понадеяться. Прискорбно, но не на кого. А уж на почту местную тем более надежды нет. Нужно мне письмо архиепископу в Ланн доставить. Вернее, канцлеру. И ответа дождаться.
– Самому мне письмо отвезти или с верным человеком отправить? – спросил Волков.
– Письмишко важное. Сами за дело возьмитесь, никого другого послать не могу. Некого мне больше просить.
– Когда отправляться?
– Так хоть завтра и собирайтесь, – ответил епископ и достал из одежд своих письмо. – Не допустите, чтобы герцог или даже граф о том послании прознали.
Он протянул кавалеру конверт. Конверт толст, по всем углам в сургуче, а в центре еще одна сургучная печать. Пять печатей с символом епископа Маленского. Волков спрятал письмо под колет. Не очень-то он желал лезть в это дело, но уж больно требовался ему ларец с талерами. И расположение епископа тоже необходимо, ведь никого кавалер не хотел видеть на приходе в Эшбахта кроме отца Семиона. А тут без епископа – никуда. Но и это было еще не все, он знал, что если ты возишь секретные послания, значит, тебе доверяют, значит, ты сопричастен и очень близко стоишь у тронов великих нобилей. Стоять там опасно, но очень выгодно. Это письмо дорогого стоило.
– Тогда прямо сейчас и поеду, – сказал Волков, застегивая колет.
Не хотелось ему с подобным письмом прохлаждаться у графа в доме. Не дай бог к тому в руки попадет. За такое письмо можно и свободой, а может, и головой поплатиться. Кто его знает, что там написал епископ.
– Что ж, это мудро. Езжайте сейчас. – Епископ обхватил его лицо руками, наклонил к себе и поцеловал в лоб. – Спешите, сын мой. А как доедете, как в канцелярии будете, так скажите слово «статим» и добавите, что от меня. Запомните слово?
Волков прекрасно знал, что значит это слово. «Немедленно».
Да, выходит, в письме и впрямь что-то важное.
– Собирайся, – сказал он Брунхильде.
– Куда? – сразу огорчилась девушка.
Он пошел по дому в свои покои, а она, подбирая юбки, устремилась за ним, готовая спорить.
– Ты едешь домой.
– А вы?
Губки поджала, глаза злые, брови хмурит. Давно он ее такой не видел, эта была та, прежняя Брунхильда, капризная и своенравная, та, о которой он стал уже забывать.
– Я тоже уезжаю. Но не в Эшбахт, а по делам.
– Не могу я, – вдруг твердо заявила девица.
– Что? – Он даже остановился от дерзости такой. – Что это значит?
– Граф просит нас остаться погостить на недельку, – проговорила Брунхильда.
– Думать не смей! – окончил разговор кавалер.
Он снова пошел к себе в покои, а Брунхильда за ним шаг в шаг шла, готова была спорить дальше.
– Отчего же вы уезжать надумали?
– Дела. – Он не собирался ей все объяснять, то не бабье дело.
– А вы знаете, что мы приглашены к графу в гости через две недели? У него в поместье будет турнир.
– Нет, не знаю.
– Так знайте. На три дня. Будет турнир днем, а вечером балы.
Они добрались до покоев Волкова, зашли внутрь, он стал осматриваться, собирать вещи.
– И что? Мы поедем? – не отставала от него девушка.
– Посмотрим. Ступай, лучше Максимилиана найди, скажи, чтобы коней седлал да телегу тебе собирал, и вещи пусть монах с Сычом носят.
Она шагнула было к двери, да не ушла, а заперла ее на засов. Волков остановился, глядел на Брунхильду и ждал, что будет дальше. А девушка пошла, на ходу снимая с головы шаль, кинула ее на комод, распустила волосы. Затем прошла к кровати, села на нее, задрала юбки и стала разуваться, выставляя на обозрение ноги выше колен и говоря при этом:
– Граф сказал, после турниров будут обеды, а после и балы. Все знатные люди со всего графства соберутся, а еще много известных рыцарей со всех земель соседних приедут.