– Сделал, – сказал Яков с гордостью и даже с упреком: чего, мол, сомневаетесь.
– И сколько?
– Двадцать восемь! – и опять в голосе кузнеца гордость.
– Хороши?
– Роха все проверял, те, что с изъянами были, так мне на перековку приносил обратно.
– И где они?
– Роха говорил, что вам в дом все носит. Там ищите. Или у него спросите.
– Спрошу.
– Господин… – произнес кузнец.
– Да.
– Думаю, что пришло время расплатиться вам со мной. Жениться я надумал, деньга нужна.
– И чего ты просишь?
– Лишнего просить не стану, думаю, три талера с мушкета за работу будет довольно.
– Немало ты просишь, – отвечал Волков, прикидывая, что это большие деньги.
– Так немало и работал я, – сказал Яков Рудермаер, кузнец-оружейник.
– Найди Роху, приходи вечером ко мне, посчитаемся.
– Приду, господин, – сказал кузнец и оглянулся на подошедшую к нему женщину.
– И женщину свою тоже приводи к ужину.
– Спасибо, господин! – поклонился кузнец.
– Спасибо, господин! – поклонилась его женщина.
– Хилли и Вилли просили у меня мушкет, когда с нашими ходили воевать. Ты же знаешь, что наших опять мужичье побило? – радостно говорил Игнасио Роха, скалясь непонятно чему. Он вонял перегаром и чесноком и был, кажется, в самом деле рад, что Волков приехал. Поначалу даже целоваться полез.
– Знаю, – отвечал кавалер. – И что?
– Я не дал им мушкет, – говорил Роха. – Я сказал им, что это твой мушкет.
Волков мог вспомнить только двух людей, что обращались к нему на «ты». Один из них был сам архиепископ, а второй – вот этот заросший черной щетиной, вонючий одноногий тип по прозвищу Скарафаджо – таракан.
– Ты бы их видел, когда они вернулись, – смеялся Роха. – Мужичье неплохо им бока намяло. Мальчишки совсем другие пришли, уже не те, что уходили.
– А где все мушкеты? – спросил Волков.
– Так здесь, у тебя. В чулане, я туда их складывал.
Сыч, кучер Игнатий, Максимилиан и кузнец Рудермаер принялись выносить мушкеты и класть их на стол. Также притащили аркебузы и арбалеты, про которые Волков уже и позабыл.
– Вы что, сделали другой приклад? – заметил кавалер, беря один из мушкетов в руки.
– Роха сказал, что так ему удобнее целиться, – отвечал кузнец. – Я делал, как он просил.
– Да, так и вправду легче целиться.
Волков осмотрел новый мушкет. Сделан он был хорошо, крепок, железо плотно прилегало к дереву. Само железо прекрасно ковано и ствол ровно просверлен. А под запальным отверстием приделана была удобная полка под затравочный порох. К мушкету шел еще и крепкий шомпол.
– Ну? – не мог уже ждать похвалы Роха. – Как тебе?
Волков приставил приклад к плечу:
– Удобно, но надо бы проверить.
– Хилли и Вилли со своим сбродом все до единого проверили, мы весь порох, что у тебя был в чулане, на проверки извели, – поспешил сообщить Скарафаджо. – У мальчишек теперь своя банда, всем им нравятся наши мушкеты, иногда пострелять из них по двадцать человек собиралось.
– И что, хорошая у них банда? – поинтересовался Волков.
– Сопляки, бродяги – сброд, – отвечал Роха. – Хилли и Вилли среди них кажутся матерыми.
Он поглаживал один из мушкетов, кузнец Рудермаер и его женщина сидели молча. Волков знал, чего они ждут.
– Что ж, кузнец, – начал он, – значит, ты хочешь за свою работу три талера с мушкета?
– Именно так, господин, я работал от рассвета и до заката. Господин Роха подтвердит.
Волков еще раз взял оружие в руки. Да, оно было сделано на совесть. Он согласно покачал головой, отставил мушкет и выложил на стол перед кузнецом четыре золотых.
Это было на шесть талеров меньше, чем просил Рудермаер. Но золото произвело на кузнеца, на его женщину да и на Роху такое впечатление, что поначалу они не смели даже пошевелиться. Только смотрели на желтые кружочки. И уже потом кузнец, осмелев, стал брать гульдены в руки и дал подержать их своей бабе. Та чуть не целовала монеты, так рада была.
Роха тут подвинулся к Волкову, навалился на стол и заговорил заискивающе, дыша чесноком:
– Слушай, Фолькоф. Я тоже вложил в дело немало денег.
– Немало денег? – удивился тот. – И сколько же?
– Да какая разница? – поморщился Скарафаджо. – Это же наше дело, не забывай, это я тебе его предложил.
– Да, я это помню, но мы еще не продали мушкеты. Ни одного не продали. А с кузнецом я расплатился, потому что он свою работу выполнил. А ты будешь ждать, когда у нас пойдет с них прибыль. И тогда только мы посчитаемся и поделим деньги.
Роха тяжко вздохнул, тут ему сказать было нечего, но он не унывал:
– Послушай, Фолькоф, тут дело такое… Надобно мне немного денег. – Он посмотрел, как кузнец и его женщина играются золотыми монетами, как детей их лелеют. И продолжил: – Понимаешь, опять долги, опять кредиторы…
– Ты что, пропил все деньги? У тебя же, когда мы из Ференбурга вернулись, целая куча серебра была.
– Понимаешь, брат-солдат, то да се… Как вода сквозь пальцы.
– Ты пропил все деньги, – сурово повторил Волков.
– Тебе легко говорить, – принялся объяснять Роха, – а у меня уже четверо спиногрызов и жена злобная. С ними разве посидишь дома?! С ними с ума можно сойти!
– Ты, болван, даже шляпу новую купить не смог!
– Ты говоришь, как моя жена! – кривился Роха.