Вассал и господин

Святая Матерь Церковь на сие пренебрежение безмолвно глядеть не может. Думаю, что надобно противиться тому. И для этого употребить человека того, что письмо вам привезет, он верен Матери Церкви и ловок, и умен при том. Делами своими он в Ференбурге и в Хоккенхайме себя проявил. А еще курфюрст ему жаловал лен как раз в самом юге земли своей, на границе с кантонами. И то Церкви на руку будет. Если просить человека этого, то он устроит так, что мир между кантонами и землей Ребенрее возможным быть перестанет. И в том я вижу большую радость для Престола Господня».

И много другого удручающего оказалось в том письме. И было печально канцлеру оттого, что самый старый из всех епископов прав в каждом слове своем. Канцлер давно видел, что в Ребенрее все меньше праведного огня. И что герцог все чаще с благосклонностью глядит на еретиков, которые готовы пополнить его казну.

Письмо было столь важным, что брат Родерик застыл над ним, только потирая ладонями лицо. Секретари монахи не решались тревожить канцлера и напоминать, что у него полная приемная важных людей. Наконец он решил, что послание епископа важно настолько, что надобно о нем знать самому архиепископу. И сказал секретарям:

– Сообщите посетителям, что сегодня приема более не будет. Надобно мне у архиепископа быть.

Монахи возражать не посмели, хотя и думали об этом неодобрительно.

Август Вильгельм герцог фон Руперталь граф фон Филенбруг курфюрст и архиепископ Ланна был человеком сильным. Настолько сильным, что дух архиепископа не могла сломить истязающая его многие годы болезнь. Приступ этой болезни снова отравлял ему жизнь, курфюрст не мог ходить без помощи двух монахов, и доктор, и старая монахиня были при нем, но как только викарий принес важное письмо, архиепископ тут же принял его. Болезнь и боль не повод отлынивать от дел.

Владыка вынужден был сидеть, так чтобы ноги, измученные подагрой, все время были в тазу с отваром лечебных трав.

– Читай, – велел он своему канцлеру.

И брат Родерик стал читать письмо от епископа Маленского в четвертый раз кряду.

– Кого он имеет в виду? – спросил архиепископ, когда викарий окончил чтение.

– Это тот головорез, что привез нам раку из Ференбурга, – ответил канцлер.

– А, кажется, его звали кавалер Фолькоф! – стал припоминать курфюрст.

Брат Родерик был немало удивлен тем, что курфюрст помнит имя этого человека. Он улыбнулся и сказал:

– Восхищаюсь вашей памятью.

Архиепископ не любил лесть, он подвигал ногами в тазу, не очень-то, видимо, довольный этим лечением, махнул на викария рукой и, поморщившись от боли, сказал:

– А еще он устроил инквизицию в Хоккенхайме, и наш казначей говорит, что значительно помог нам в избавлении от надоедливого нунция Его Святейшества, да простит меня Господь.

– Именно так, монсеньор.

– И вы с епископом из Малена готовите ему новое дело?

– То было бы разумно, нам нельзя допустить того, чтобы курфюрст Ребенрее сдружился с еретиками.

– А как ты собираешься заставить этого головореза устроить свару на границе? Это ведь дело опасное: либо еретики его убьют, либо сеньор в тюрьму кинет. Зачем ему это? Или ты дашь ему денег?

– В казне нет денег, – отвечал викарий, – думал я, что вам надобно этого человека просить, вам он отказать не посмеет. Тем более, что дела опасные ему привычны.

– То есть тебе нечего ему предложить, но ты собираешься просить его поссориться со своим сюзереном и повоевать за тебя? – Архиепископ смотрел на викария с усмешкой.

Викарий молчал, он не понимал, почему бы головорезу не повоевать за интересы Святой Матери Церкви.

– Кто наградил его за инквизицию в Хоккенхайме? – продолжал архиепископ.

– Наш казначей, брат Илларион говорил, что ему досталась часть денег из тех, что у ведьм взяты были.

– То есть мы дали ему немного денег из тех, что он нам добыл? – Курфюрст понимающе кивнул. – А почести? Ты поблагодарил его?

– Думаю, что его поблагодарил брат Илларион, – предположил викарий.

Архиепископ разочарованно махнул на него рукой:

– Нет, не был бы ты великим государем, даже родись ты в семье государей, никто из великих мужей не стоял бы у твоего трона. – Он повернулся к одному из монахов: – Брат Александр, вели принести мне мои доспехи. Кажется, этот головорез, этот Фолькоф, моего роста?

Он немного льстил себе. Архиепископ был высок, но кавалер еще выше, однако об этом викарий говорить монсеньору не стал. Он только заметил: