Вассал и господин

– Ты потратил кучу денег!

– Да, и прошу у тебя хотя бы двадцать монет в долг. Иначе меня из дома хозяин выгонит, я уже три месяца ему задолжал.

– Максимилиан! – не отрывая глаз от Рохи, позвал Волков.

– Да, кавалер, – отозвался оруженосец.

– Поедешь к госпоже Рохе, к жене вот этого вот господина, спросишь, сколько она задолжала хозяину, сколько булочнику и мяснику. Столько ей денег и дашь.

– Да, кавалер.

Роха, слыша это, опять покривился:

– Ну а мне? Хоть пять монет?

– На выпивку? – спросил Волков.

Роха не ответил. Тогда кавалер вытащил один талер и кинул его товарищу. Тот поймал монету, повертел ее в пальцах. Вид его был не очень радостен.

– Завтра с утра меня будет ждать канцлер. А после, как освобожусь, хочу посмотреть, как стреляют новые мушкеты, – сказал Волков, не заботясь настроением Рохи.

– Ладно, – кисло согласился Скарафаджо, все еще вертя в пальцах единственную монету, – найду Хилли и Вилли. Они всегда рады пострелять.

Тут пришла Агнес, села по правую руку от господина и была приветлива со всеми. Особенно улыбалась Максимилиану. Но тот ей не улыбался и встречаться взглядом с девушкой избегал. Зельда с Утой стали подавать на стол. И утку, жаренную в вине, и зайца, печенного в кувшине, и говяжью печень с горохом, и жирные пироги с капустой и свиным салом, и сыры, и вина, и пиво, и хлеба. И все вкус имело отменный. Горбунья, что ни говори, готовила отлично. Так хорошо, что Волков, наевшись, позвал ее к себе и при всех хвалил. Зельда цвела от счастья, да и Агнес улыбалась.

А когда гости разошлись, Максимилиан, Сыч, Игнатий ушли в людскую спать, а Зельда с Утой убирали со стола и мыли посуду. Волков спросил у Агнес, что скромно сидела рядом:

– Так значит, в деньгах ты теперь не нуждаешься?

– Нет, господин, уже не буду я денег просить. У меня теперь свое ремесло.

Смотрела Агнес на кавалера взором таким чистым, что и не подумаешь о ней, будто промышляет она чем-то недобрым.

– Варить зелья – ремесло дурное, – не очень-то уверенно сказал кавалер.

– Не во зло его делаю, и не привораживает оно, только желание в мужьях пробуждает. Для жен, что мужей вниманием обделены, то радость большая, – спокойно и убежденно заявила девушка.

Так убежденно, что Волков и сомневаться в ее словах не мог.

– Все одно, осторожна будь. Смотри, чтобы не донесли.

– О том не печальтесь, никто не донесет, – улыбалась Агнес и сама в том была уверена. Она прекрасно знала, что никто на нее не донесет.

– И слава богу, – вздохнул кавалер, успокоившись, и встал. – Спать пойду, завтра важный день.

Он поцеловал ее в лоб, она поцеловала ему руку. Он пошел к себе, а Агнес велела принести себе еще вина и свою любимую книгу. Еще посидеть чуть-чуть хотела.

* * *

Волков сразу узнал банкира Ренальди из дома Ренальди и Кальяри. И тот его тоже признал сразу. Банкир выходил из приемной канцлера, а Волков как раз стоял и ждал, когда его позовут. Банкир раскинул руки для объятий. Он улыбался и был заметно рад Волкову. Волков ему обрадовался. Банкир не стал говорить о том, что совсем недавно он поднял плату за дом, который кавалер у него арендовал, к чему обсуждать эти мелочи? Как и положено, Кальяри спросил про здоровье, про ногу Волкова. Покивал с сочувствием и вниманием, восхитился его подвигом в Хоккенхайме, о котором до сих пор еще в городе судачили, порадовался его статусу помещика, спросил, хорош ли лен, а потом как будто вспомнил и заговорил о другом:

– Друг мой, помните, вы просили меня разузнать, что сталось с вашими родственниками, с вашей матерью и сестрами?

– Помню, вы разузнали? – Еще бы он не помнил, он даже денег на то банкиру давал. Хоть и немного, но давал.

И банкир начал говорить:

– Два дня назад получил корреспонденцию. Видимо, я огорчу вас и обрадую, друг мой. Наш представитель в Лютцофе нашел ваших родных, но матушки вашей, да примет ее душу Господь, среди живых уже нет. И одной сестры нет, старшей. Она с мужем и двумя дочерями померла от чумы. Но от нее остался сын двенадцати лет. Мальчик живет с теткой, она ваша младшая сестра, Тереза Видль, урожденная Фолькоф. У нее две дочери. А муж ее тоже помер, не от чумы, а от чахотки. Живут – бедствуют.

Держать все в уме, оперировать десятками страниц текста и цифр было для банкиров обычным делом. Имена, цифры, города – всё это в голове. Только в голове, не всё можно доверить бумагам. Ренальди, хоть был и немолод, не заглядывал в бумажку, когда рассказывал кавалеру о его семье, он словно выучил это. И Волков удивился бы такой памяти, но ему сейчас было не до того. Он немного опешил от всего, что слышал.