Вассал и господин

И вовремя, снова тяжкая поступь, снова глаза желтые снизу на него глядят. И снова дерево содрогнулось, снова скрежет. Понял юноша, что когти зверя так об дерево скребут. Глаза все ближе и ближе. Но теперь Максимилиан вдруг бояться перестал, он вспомнил, что рыцарь его вообще, кажется, ничего не боялся. Неужто же ему, оруженосцу Инквизитора, трусом прослыть? Не будет он дрожать. Нет! Присел он на ветке, обхватив ствол левой рукой, а правую с кинжалом над головой занес клинком вниз. И ждал, когда глаза приблизятся – чтобы проткнуть один из них сильным ударом. Или оба, если успеет.

Но опять под скрежет когтей и звучный рык зверь, не добравшись до него, повис на мгновение на дереве, царапая когтями ствол, снова упал вниз и снова глухо ударился оземь. И снова только звериная вонь от него осталась.

– Жаль, что ты не долез! – крикнул Максимилиан, сам своей дерзости изумляясь. – Уж больно хотелось твою кровь на моем кинжале увидать, чертов демон!

Ни рыка, ни хрипа в ответ. И глаз больше в темноте было не видно.

Где-то шагах в двадцати в ночной тиши хрустнула ветка. И больше ничего, только луна, звезды, сверчки да комары.

Максимилиан, все еще боясь упасть, спрятал кинжал в ножны и не без труда снял с себя пояс. И поясом своим, благо тот был нужной длины, привязал себя к стволу дерева. И при этом не уронил ни кинжала, ни кошеля. Слезать с дерева он точно не собирался, пока солнце не взойдет. И только тут он заметил, что берета на голове его нет. И от этого он сильно расстроился. То был хороший берет, подарок кавалера.

Глава 17

Они встали до зари, еще до петухов. Землемер Куртц сказал кавалеру, что им, чтобы объехать его земли и вернуться до ночи, нужно выехать затемно. Так и сделали, по-солдатски быстро поели и тронулись. Много народа брать не стали, кроме них двоих поехали Сыч и Ёган. Ёгану, раз он теперь управляющий, надобно было знать, чем он управляет. Взяли оружие, но доспехов никто не надел, даже сам Волков. К чему? Все-таки дома у себя вроде как.

Куртц предложил направиться на запад, посмотреть границы с соседями, которые, как и Волков, являются вассалами герцога.

Пока выезжали, рассвело. А как рассвело, у кавалера опять настроение расстроилось. Ехали они все время в гору, вернее, по холмам, и ничего, кроме холмов и оврагов между холмами, там не было. Все это густо поросло кустарником: шиповником, барбарисом да орешником. Через час езды землемер остановился.

– Западная часть ваших земель, – Куртц указывал рукой, – она вся такая: предгорья.

– Вы говорили, что пахотной земли у меня десять тысяч, – мрачно напомнил ему кавалер.

– Больше, – уверенно сказал землемер, – много больше. И сейчас я вам покажу большое поле на тринадцать тысячи десятин, вон за тем холмом оно.

Они взобрались на холм, и с него кавалеру открылось поле. Действительно большое. Чуть не до горизонта. Лежало оно меж холмов, как долина в горах. Ровное, удобное. Вот только брошенное, заросшее бурьяном. Унылое, без людей.

– Вот, – говорил Куртц, разворачивая карту, – наверное, лучшее ваше поле, так как к городу и к дороге близко.

– Отчего же мужики его не пашут? – спросил Сыч, внимательно слушавший их разговор.

– Так южное поле много к их дому ближе, – пояснил Куртц, – хотя тут урожай знатнее будет.

– И где же дорога, – вслух размышлял Ёган, – как урожай отсюда вывозить?

– Дорога есть, – сказал землемер, указывая рукой на запад, – недалеко отсюда, правда, она уже во владениях барона фон Деница. Его земля начинается почти сразу за полем. Я его знаю, он добрый человек и не будет против, если вы станете возить урожай по его дороге.

– А добрый человек не даст своих мужиков, чтобы это поле вспахать? – едко поинтересовался Волков, оглядывая поле.

Куртц заметил его настрой и вздохнул. А что он мог сказать? Что еще он мог сделать для кавалера? Он просто имперский чиновник, его задача показывать господам границы владений.

– А это кто? – вдруг произнес Сыч и указал на юг.

Там спускался с холма человек, который тащил тачку на двух колесах, впрягшись в нее вместо лошади. Куртц пригляделся и сказал:

– А, так это брат Бенедикт. Он здесь вместо попа. И ваших людишек, и людей барона фон Деница, что живут тут на хуторах, он словом Божьим окормляет. Святой человек, сколько лет уже один тут в пустыне проживает. К нему из Малена и даже из Вильбурга за благословениями приходят.

– Ах, вот как, – произнес кавалер и направил коня навстречу монаху. – Мне благословение не помешает.

Более бедного человека трудно было себе представить. Грубая, некогда монашеская одежда оказалась ветха от старости. Сандалии из куска толстой кожи и веревки, на груди простой деревянный крест. Сам Бенедикт был возраста неопределенного, худ, но жилист, тащил телегу в гору не хуже мула. Увидав всадников, остановился и еще издали стал кланяться, не раз и не два.

– Добрый тебе день, брат Бенедикт! – крикнул Куртц.

– И вам хорошего дня, добрые господа.

Брат Бенедикт пригляделся и спросил у Куртца:

– Я вас, кажется, помню. Мы встречались ведь?