Вассал и господин

– Да, святой отец. – Куртц спрыгнул с лошади и, подойдя к монаху, склонил одно колено. – Я здешний землемер, вы благословляли меня три года назад, я говорил, что беременность у моей жены была тяжелая. Вы говорили, что помолитесь за жену.

– И как же разрешилась беременность та? – спросил монах.

– Слава богу, разрешилась хорошо, спасибо вам, дозвольте руку целовать.

– Полноте, полноте. – Монах, улыбался, но не подал руку. – Не прелат я и не епископ, чтобы мне руки лобзать, и благодарить меня нет нужды. Бога благодарите, сын мой.

Волков заметил, что руки у монаха грязны очень. И заметил он кое-что еще.

Куртц встал и все-таки поймал монаха за руку, поцеловал ее и, повернувшись к кавалеру, представил его монаху:

– А это кавалер Фолькоф, рыцарь Божий, милостью курфюрста новый хозяин Эшбахта.

Монах сразу обрадовался, еще раз низко поклонился и произнес:

– Ах, как это хорошо. Услышала, значит, Заступница наша, Матерь Божья, молитвы мои. Сколько лет я просил, чтобы послал Господь сюда господина хорошего. Доброго и деятельного, а уж о том, что он будет рыцарь Божий, я и мечтать не смел.

Волков ему тоже поклонился, но берета не снимал, с лошади не слезал:

– Спасибо, святой отец, что несете слово Божье людям моим.

– А как же иначе, – говорил монах, – то долг мой. А люди ваши жили в страшных лишениях, без слова Божьего, и не выжить им было.

– В лишениях? – спросил кавалер.

– В лишениях, добрый господин, в страшных лишениях. За десять лет две войны через их землю прошло, да чума не милосердствовала, да два года неурожая, да дождями вон сколько оврагов намыло. – Он обвел рукой окрестности. – И после всего этого ничего у них не осталось, все у соседей просят, а соседи безжалостны. Лошадей для вспашки поля дадут, так втридорога просят. Семена дадут, так опять втридорога берут. Люди ваши живут в кабале. И вот же еще беда, – брат Бенедикт обернулся и указал на свою тележку, – волки округу одолевают, никакую скотину нельзя оставить без присмотра. И детей нельзя, да и за взрослых боязно.

Все заглянули в его тележку и увидали труп разодранного в клочья козла. То, что это козел, лишь по голове с рогами угадать можно было.

– Нашел поутру, видно, с хутора соседнего убежал на погибель свою, – продолжал монах, – теперь вот похлебкой моей станет, бобы с луком у меня есть. Не желаете ли, господа, ко мне в гости? Дом мой тут недалеко.

– Недосуг нам, – сказал землемер, – извините, святой отец, но нужно мне новому господину границы его земли показать.

– Про волков я наслышан от епископа вашего, – сказал кавалер. – Друг мой, что приехал со мной, уже купил собак, грозился извести волков вскорости.

– Благослови его Бог: и друга вашего, и нашего епископа доброго, то радость большая всей округе будет, – обрадовался монах. – Благослови вас Бог.

– А кто ж из соседей моих мужиков в кабалу загоняет? – Этот вопрос волновал Волкова почему-то больше, чем какие-то волки.

Монах ответил не сразу, помялся немного и только после сказал:

– Да он не плохой человек, но уж больно алчен, меры в сребролюбии не знает. Своих мужиков не милует, а чужих еще пуще обирает.

– Так кто же это?

– То барон фон Фезенклевер, – нехотя произнес монах. И тут же начал говорить с жаром: – Но как по душе его смотреть, то он человек незлобивый, жадность его самого ест, сам он от нее страдает.

– Это родственник канцлера, – шепнул землемер Волкову. – Извел все графство своим стяжательством. Даже граф на него управу найти не может. Судится и рядится со всеми соседями, знает, что канцлер его всегда выручит. Все судьи за него. И он кичится этим.

– Но главная беда ваших мест не барон. Волки – вот беда так беда, – продолжал монах. – Истинная кара египетская, не меньше. И если соседи ваши на своих землях худо-бедно их бьют, то в вашей земле раздолье им. Ни страху у них нет, ни разума.

– Я ими займусь, – пообещал Волков.

– Уж прошу вас о том, – произнес монах, крестя кавалера, – благослови вас на то Бог.

На том они и расстались. Монах пошел на север к жилищу своему, а всадники поехали вдоль западной границы на юг.

– А что у монаха с левой рукой? – спросил Сыч у Куртца, когда они отъехали подальше.

– Точно! – вспомнил Волков. – У него вся рука изрублена. И пальцы, и кисть. Кажется, пальцы у него не разгибаются.

– Говорят, что несколько лет назад напали на него волки, – сказал землемер, – и руку погрызли. Тут в пустынях ваших их и вправду много.

– Волки, волки, волки, – передразнил кавалер, – только и слышу о них, но не видел пока ни одного.

– Да как же! – воскликнул землемер удивленно. – Лошади храпят, чуют их дух, не слышите, что ли? Следы то и дело нашу дорогу пересекали. Не видели?

– Нет, я не охотник, следов не различаю, – отвечал Волков.

– Потому и не любит монах волков, что они ему руку погрызли, – произнес Ёган.

– Здесь все не любят волков, – заметил ему Куртц.

Глава 18