Вассал и господин

Как орали мужи важные на площади, требовали догнать карету, как бежали к ним люди злые, как летела карета по улицам, распугивая горожан. Всего этого не видела Агнес и не слышала. А слышала она только крик менялы страшный: «Хватайте ее, ведьма это! Ведьма!»

«Хватайте ее, ведьма это! Ведьма!»

«Хватайте ее, ведьма это! Ведьма!»

Сидела она на полу в карете почти в беспамятстве у ног служанки своей и леденела душой от этих слов. И не чувствовала она, что ее юбки нижние мокры стали.

В перелеске, что был уже далеко от города Хоккенхайма, пришлось остановиться, хоть и хороши кони у нее, но и им отдых желателен. Тихо было, с дороги белгецов не видно, птицы пели. Тут Агнес велела Уте одежду подать новую. Пока Игнатий лошадей ласкал да сбрую поправлял, так она переоделась и пришла в себя. Девушка изменилась, от заносчивости и следа не осталось. То, что испытала она в Хоккенхайме, вспоминала и говорила:

– Молодец ты, Игнатий, не зря я тебя из-под виселицы вывела. – И дала ему талер.

– Слуга я ваш, – ответил он и добавил, с поклоном беря деньги: – Благодарствую, госпожа. Но не я вас вынес из города, лошади у вас хороши, они нас унесли. Но сидеть тут нельзя, не дай бог погоню пустят. Хоть и хороши кони у нас, но от верховых не уйти нам будет.

– Так поехали! – произнесла она взволнованно. От одной мысли, что за ними погоню пустить могут, опять страх проникал ей в душу.

– Куда едем, госпожа? – спросил кучер.

– В Клевен, в тот город, что мы на пути в Хоккенхайм посещали.

– Помню, госпожа, – сказал кучер и помог ей подняться.

И карета покатилась на восток.

Все переменилось за один только этот день. Теперь это была уже другая Агнес. От спеси и заносчивости, от высокомерия и надменности и следа в ней не осталось. Она с ужасом думала о том, что бы с ней случилось, схвати ее стража. Что бы спрашивали они, о чем с ней говорили? А если бы они ей подол задрали да отсмотрели ее со всех сторон. Увидели бы то, чего она стеснялась, и то, что прятала. Тогда что? Тогда инквизиция и в лучшем случае монастырь строгий. А там стены толстые, кельи холодные, посты да молитвы до конца дней. Нет-нет-нет. Так не годится. Теперь она по-другому будет жить. Тихо и праведно. Уж научил ее случай сегодняшний. И теперь еще больше ей нужны были знания тайные и снадобья секретные. А для снадобий требовались травы и горбунья. Потому и ехала она в Клевен.

Добрались до Клевена лишь на следующий день.

Помнила Агнес, что в городе этом обманула она купца на большие деньги, когда костюм для кучера своего брала, и велела ему в плащ облачиться, не дай бог узнает купец вещи свои. И сама, когда на базар пошла, тоже плащ накинула.

На прежнем месте встретила Агнес горбунью. И та ее сразу признала, хоть девушка теперь в другом платье и в плаще с капюшоном была.

– Не нашла я вам мандрагору, – сразу сказала горбунья. – Все виселицы в округе обошла, ни одного нужного висельника нет.

– И пусть, – ответила ей девушка. – Собирайся, найдем еще.

– Так вы обещали мне мужа отыскать, – напоминала торговка.

– Обещала – так поищу. Собирайся, едем сейчас же.

– Уж и не знаю, – сомневалась женщина.

– Ты же еще и кухарка? Хороша ли?

– Да уж на мою стряпню, как и на мои зелья, никто не жаловался.

– Жалованье тебе назначу талер в месяц и полное содержание.

– У меня трав и кореньев много, мне быстро не собраться, – все еще сомневалась горбунья. – Бросить их?

– Нет, все заберем, все мне надобно будет. Сундуки купим, все сложим, все заберем.

– Ну, что ж, будь по-вашему, – согласилась горбунья. – Только помните, что вы мне мужа сыскать обещали.

– Сказала же – поищу.

Они пошли к сундучному мастеру и купили два больших сундука, и за все Агнес заплатила серебром. На этот раз без обмана.

Когда все травы и коренья горбуньи были сложены, а сундуки поставлены на карету, горбунья спросила новую свою госпожу:

– А куда же мы едем?

– В Ланн, – ответила Агнес. – А как звать тебя, женщина?

– Зовите меня Зельда. Зельда, по батюшке Кухман.

– Что ж, поехали в дом мой, Зельда Кухман, – проговорила Агнес и велела кучеру ехать в Ланн.

Глава 32

Не сразу и не с радостью втягивался Волков в новую свою жизнь. Жизнь помещика и господина.

Может, где-то в другом месте, где поля и луга есть добрые, где дороги вместо оврагов, где леса есть вместо колючих кустов, он бы быстро себя нашел. А тут стала нравиться ему его новая жизнь не сразу. С руганью, с печалями, с хлопотами, но она начала затягивать его в себя, увлекая ежедневными делами и новыми планами, конца которым не было. Но больше всего бодрости и радости ему приносили первые результаты трудов.