Вассал и господин

Ну конечно, Сыч и тут уже отметился, кажется, Волков даже знал, за что мужики его бить надумали. Но нужно было спросить:

– Что он натворил?

– Ходит до баб наших домогается, – обиженно пояснил другой мужик. – Сначала к девкам незамужним лез, так они ему от ворот поворот дали. Он к замужним лезет, стервец. Нахальничает, как харек в курятнике.

– Как какой мужик из дома, так он ходит вдоль заборов кочетом, заглядывает, с бабами разговоры затевает, – подхватил первый. – Бабы в огороде работать не могут. Стесняются.

– А еще он гулять зовет, – грубо заговорил еще один, – подарки сулит. А наши бабы подарками не избалованы. Могут и не устоять.

– Мы ему говорили, чтобы не шастал, а он смеется только.

– Дозвольте мы ему ребра поломаем! – закончил тот мужик, что начинал разговор.

– Никому ничего не ломайте. Мне скажите, я поговорю с ним, – пообещал Волков. – Ступайте, если еще раз к вашим бабам придет, так опять мне сообщите.

Мужики, кажется, ушли довольные, а Волков отыскал Сыча и спросил у него:

– Опять до баб домогаешься?

– Чего? Кого? – начал отнекиваться Фриц Ламме.

– Чего? Кого? – передразнивал его Волков. – Доиграешься, поломают тебя мужики, уже приходили разрешения спрашивать тебя бить.

– Меня бить? – удивлялся Сыч, и, кажется, искренне. – Так за что же? Пальцем никого еще не тронул.

– Не ходи к замужним бабам! – велел кавалер, а потом и спросил с интересом: – А молодые девки есть тут красивые? Я что-то не припомню.

– Да откуда, – махал рукой Сыч. – Тощие, одни мослы торчат, без слез и не полезешь на такую.

– Что, совсем плохи?

– Экселенц, да я уже всех посмотрел, – пожал плечами Фриц Ламме. – Из взрослых только две тут незамужних есть. И обе, как дохлые лошади в канаве, и та менее костлява. Ну… – он вспоминал.

– Что?

– Мария, дочь старосты, та хоть лицом мила, но тоже кожа да кости. Зада нет, сисек тоже. Ключицы только торчат, и все. А больше в вашей земле и поглядеть не на кого.

– Ты, Сыч, не лезь больше к мужицким бабам, уж лучше возьми коня да в город езжай, к блудным, если невмоготу, а может, там себе жену найдешь.

– Жену? – оскалился Сыч. Смеется. – Так я и не против, да куда мне ее привести, я ж гол как сокол, какая на меня позарится?

– Ладно, ступай, только помни, что тебе сказал, баб местных не трогай.

Сыч ушел, а Волков позвал Якова.

– Чего вам? – спросил тот меланхолично. Видно, Волков его от важных дел отнял. Наверняка опять на завалинке себе дудку мастерил.

Очень захотелось дать Якову оплеуху, но кавалер не стал, сказал:

– Дочь старосты Марию приведи ко мне.

– А не пойдет если? – все так же спрашивал Яков.

– Ты что, дурак, не слышал? – начинал свирепеть Волков. – Бегом отправляйся, чтобы сейчас же была.

И таки дождался мальчишка оплеухи, а рука у кавалера тяжелая, дурень после этого перепугался и бегом исполнять поручение кинулся. И уже вскоре перепуганная девка стояла пред столом, за которым сидел Волков.

Эх, а Сыч-то был прав. Мелкая, худая, но глазастая. Глаза большие серые. Юбка застирана и коротка, нитки понизу мотаются, нижней юбки вовсе нет, рубаха тоже не новая, а ноги сбиты все, видно, давно обуви не видела. Стоит, молчит, на кавалера глазищи свои огромные пялит. Да, прав был Сыч, интереса в ней нет. И ничего другого Волков сказать не нашелся:

– При доме будешь, дворовой.

Она всхлипнула вдруг. Заскулила.

– Чего еще? – спросил он. – Чего скулишь?

– Брать меня будете?

Он поморщился даже:

– Дура, на кой ты мне, костями твоими греметь? Иди, Ёгана найди, он знает, что я люблю, объяснит тебе. Но главное запомни: я чистоту люблю. Поняла?

– Да, господин, – промямлила девка.

– Ступай.

На том все и закончилось. Он взял письмо, что прислала ему прекрасная госпожа Анна, и опять стал его читать. В двадцатый раз, наверное.

Глава 33

– Не пойму я, чего ему надо. Земля сыра была, когда сеяли, чего он не поднимается? – говорил Ёган, сидя на корточках рядом с гороховым полем. – Рожь вон как дружно пошла, и овес хорош, и ячмень, а это, ты глянь какая беда… Чахлое все.

Волков ездил с ним с утра по полям и был доволен тем, что увидел. Всем, кроме этого. Горох и вправду не дал ростков, хоть посеяли его две недели как.

Ёган встал, отряхнул руки и пошел к коню:

– Надо было у стариков спросить про горох, не сеял я его никогда, бобы да фасоль сеял.

Они поехали домой. День был теплый, к обеду шел, на подъезде к Эшбахту местный мужик коров гнал на новый выпас. Бабы кусты резали на хворост, дети малые с ними. Два солдата понесли больше пучки длинного орешника, строятся. Все хорошо, спокойно, все при деле. Уже когда подъехали, Ёган и сказал кавалеру, указывая рукой:

– А это кто там?

Волков поглядел и удивился. У ворот его дома, рядом с Арсибальдусом Рене, стояла высокая женщина в темном строгом платье. Женщина была явно из благородных. Воротник из кружев, на голове светлый шарф, но волосы роскошные видны, понятно, что незамужняя. К груди она прижимала книгу, вероятно, Писание, а еще четки были на ее руке. Она разговаривала с Рене, и Волков подумал, что, может, она к нему приехала.