Вацлав Нижинский. Новатор и любовник

«Вечера мы проводили в обществе герцогини де X., которая к тому времени безумно влюбилась в Вацлава и хотела стать его любовницей. Мне никогда не приходило в голову ревновать, и я даже обрадовалась, когда однажды вечером Вацлав вернулся позднее обычного, но эта эскапада произвела неожиданный для меня эффект. Он был грустен и откровенно сказал мне:

„Фамка, я сожалею о том, что сделал. Это было несправедливо по отношению к ней, ведь я не влюблен, а дополнительный опыт, который, возможно, ты хотела, чтобы я приобрел, недостоин нас“».

Вацлав принял решение сказать Дягилеву, что не поедет в Южную Америку. Выдвинутая им причина — необходимость в отдыхе — была не слишком достоверной: в Испании он принял участие только в шестнадцати представлениях, танцуя только в одном или двух балетах за вечер (а не в четырех, как прежде), да и то после двухмесячного отпуска.

«Как-то на совместном ленче, — вспоминает Ромола, — Дягилев завел разговор о предстоящих гастролях в Южной Америке, и Вацлав сказал:

— Я не уверен, что поеду, Сергей Павлович. Мне надо отдохнуть, к тому же в военное время я не хочу расставаться с дочерью. Поездка в Южную Америку не вызывает у меня творческого интереса.

Дягилев с холодной улыбкой возразил:

— Но ты обязан ехать, ты связан контрактом.

— Обязан? — переспросил Вацлав. — У меня нет контракта.

— Ты дал принципиальное согласие, телеграфировав мне из Америки. Это и есть контракт.

— Но я также телеграфировал, что мы обсудим этот вопрос в Испании.

— Не имеет значения. В этой стране телеграмма является связывающим контрактом. — И Сергей Павлович рассмеялся: — Я заставлю тебя поехать».

Беседа, должно быть, явилась довольно неприятным завершением этого завтрака, который стал последней совместной трапезой Дягилева и Нижинского.

Развязка наступила быстро.

«Днем Вацлав известил Сергея Павловича о том, что, поскольку контракта нет, он больше не будет участвовать в спектаклях Русского балета, и мы уехали на вокзал. Но едва мы вошли в мадридский экспресс, как нас остановили двое мужчин: „Месье и мадам Нижинские, пожалуйста, следуйте за нами, вы арестованы“. Мы были ошеломлены.

— На каком основании? — осмелилась я спросить.

— На основании приказа его превосходительства губернатора Каталонии маркиза 3., именем короля.

Нас препроводили в полицейский участок, где с помощью нескольких переводчиков объяснили, что мы арестованы по просьбе Дягилева, так как Вацлав нарушил контракт. Если он не будет танцевать этим вечером, его отправят в тюрьму. Вацлав был бледен, но полон решимости:

— Отлично, поместите меня туда! У меня нет контракта. В любом случае я не могу сейчас танцевать, я слишком расстроен. — Он опустился на стул.

— Месье Нижинский, пожалуйста, дайте обещание танцевать, тогда мне не придется заключать вас в тюрьму.

— Нет, этого я обещать не могу.

— Покажите нам контракт, который якобы имеется у Дягилева, и тогда Нижинский будет танцевать, — сказала я. — Так или иначе, у вас нет права арестовывать меня. Я — русская подданная и не являюсь членом труппы Русского балета. Я тотчас обращусь с жалобой в посольство, если вы немедленно не отпустите меня.

Префект несколько смутился, но очень неохотно освободил меня. Сопровождаемая полицейским, я бросилась к телефону, позвонила герцогу де Дюркалю в Мадрид, а он проинформировал власти о том, что происходит. Через час из Мадрида пришел приказ о нашем незамедлительном освобождении, а знаменитый испанский адвокат синьор Камбо прибыл, чтобы вести наше дело с Дягилевым.

Теперь власти Барселоны осознали, что совершили ужасно грубую ошибку, и рассыпались в извинениях. На поезд мы опоздали и вернулись в отель, где нас ожидали [Трубецкий] и испанский директор театра. Директор сразу взмолился:

— Зрители разочарованы, они сотнями возвращают билеты. Публика хочет видеть именно вас. Я разорен: я должен платить Дягилеву, что бы ни случилось, а я не заработал ни песо. Мой предыдущий сезон тоже провалился.

Вацлаву стало его жаль.

— Я буду танцевать сегодня только ради вас. Объясните, пожалуйста, зрителям причину моего опоздания.