Вацлав Нижинский. Воспоминания

Однажды Вацлав и Фрадкин решили, чтобы избавиться от обычного приема, поменяться ролями, и в городе Талса штата Оклахома выполнили этот план. Нас принимал масонский комитет. Поскольку гостиницы были совершенно примитивные, масоны любезно предложили артистам труппы вместо жизни в поезде поселиться у них в домах. Вацлав сошел с поезда после Фрадкина и нес его скрипку. Фрадкин давал ответы подходившим репортерам, которых Херндон направил к нашей группе. «Это мистер Фрадкин, наш концертмейстер», — представил им Фрадкин Вацлава. «А где Нижинский?» — «Это я», — ответил Фрадкин. Поскольку он был полноват, на лицах газетчиков появилось удивление. Когда доброе пухлое лицо Фрадкина улыбнулось читателям со страниц вечерних газет, изумление было огромное. Танцовщики и танцовщицы только раскрывали рты от удивления до тех пор, пока мы не объяснили, что произошло. И это была не единственная шутка, которую разыграли Вацлав и Фрадкин. Перед приездом в один город мы, как обычно, сообщили руководству название гостиницы, в которой хотели остановиться. Мы приехали туда, но она нам не понравилась, а поскольку мы должны были пробыть в ней всего один день, то решили вернуться на поезд и провести этот день, катаясь на автомобиле. Как были поражены и растеряны администраторы, когда днем стали искать Вацлава, а им сказали, что он уехал.

Но беспокойство доставляли не только они. Г-жа Реваль получила от одного бостонского поклонника в подарок аллигатора и возила его с собой; на ночь она помещала его в свой умывальник, а днем носила на шее. Мадам Спесивцева-старшая и я откровенно боялись его, но такой же страх был у чернокожих проводников в поезде, и однажды они отказались обслуживать ее в вагоне-ресторане, если она не отнесет аллигатора назад в свое купе. В конце концов все проводники состава забастовали из-за того, что аллигатор, по их словам, приносит поезду несчастье, администраторы должны были попросить ее отдать его кому-нибудь, и она подарила его какому-то зоопарку.

Однажды случилась настоящая неприятность. Мистер Херндон обычно приезжал на вокзал примерно двадцать минут второго, чтобы проверить, все ли в порядке и все ли на месте (мы выезжали из каждого города в два часа утра). Придя, он увидел, что все музыканты собрались в зале ожидания. Они отказывались ехать. Фрадкин, которому они поручили переговоры, объяснил ему, что оркестранты согласно контракту имеют право на места в пульмановском вагоне первого класса и не желают ехать в вагоне второго класса. Один из их пульманов пришлось отправить в мастерские на ремонт, и вместо него им пока что дали вагон второго класса. Но все они были членами профсоюза и не желали даже слышать про такую замену. Херндон сказал им, что достать вагон первого класса ночью невозможно и что мы уедем в положенное по расписанию время. Он пошел к машинисту и велел ему отъезжать в два, но медленно. Раздался свисток, поезд тронулся с места, и музыканты быстрее быстрого взобрались в вагон.

Во время поездки разные артисты труппы очень часто приходили к нам в купе поговорить, или же мы встречались с ними в смотровом вагоне. Костровский и X. приходили к Вацлаву сначала с вопросами о том, какие новые книги надо купить, потом за другими указаниями. Затем Костровский стал оставаться у нас все дольше и дольше. Я, конечно, знала, что для Вацлава было радостью находиться среди соотечественников и говорить по-русски. Но я бы охотнее видела его вместе с Больмом или другими выпускниками Императорской школы, чем с этими мужиками, — не из-за их происхождения, а потому, что инстинктивно не доверяла им.

В Канзас-Сити мы, садясь на поезд, увидели, что в большом центральном холле сидят несколько индейцев. Мы и Фрадкины, которые были с нами, подошли и заговорили с этими людьми. У этих людей были рельефные черты лица; некоторые из них были очень красивы, а запоминающаяся и благородная внешность была у всех. Они говорили приятно и показали нам своих младенцев, которых несли на спине; потом они спросили нас, откуда мы приехали, Вацлав объяснил это и добавил несколько слов о своем собственном танце. Они немедленно стали хвалить свои танцы, а потом заметили у Фрадкина его скрипку работы Страдивари, которую он всегда носил в руках. «Это не ваш ребенок?» — «Нет, у меня нет ребенка». — «Вы женаты?» Старый индеец покачал головой, потом повернулся к Вацлаву: «А вы?» Вацлав начал рассказывать ему о том, какое совершенство — Кира. «А где она?» — «В Нью-Йорке». — «Это плохо: ребенок должен быть со своими родителями», — сказал старик. И Вацлав согласился с ним.