Вацлав Нижинский. Воспоминания

Я вышла из себя. «Вацлав, ты все-таки не должен все время твердить про этот свой план бросить свое искусство; и во всяком случае, если ты уедешь, то уедешь один. С меня хватит. Я не могу стать крестьянкой. Я крестьянкой не родилась. Хоть я и люблю тебя, я разведусь с тобой и выйду за какого-нибудь фабриканта». И в своем раздражении я сняла с пальца свое обручальное кольцо, тяжелый золотой круг из Бразилии, и, забыв приличия, швырнула его в Вацлава. Его это, как мне показалось, очень удивило. Днем я получила огромный букет — примерно пятьсот красных гвоздик — и свое кольцо в нем.

Сестра позвонила мне с первой станции у границы. Я, почти плача, рассказала ей обо всем. С ее приездом закружился вихрь светских выездов. Вацлав бывал повсюду — на танцах, обедах, скачках. Он даже начал давать ей уроки танца, даже каждый день ходил за покупками для нас и приносил в огромных количествах духи, обувь и подарки. Меня это немало беспокоило: он потратил несколько тысяч франков на вещи, которые по-настоящему не были нам нужны. Однажды утром он пришел и принес огромное количество свитеров всех цветов радуги. «Да зачем же так много?» — «Фамка, тона такие красивые. Почему бы и нет?»

Приехали наши испанские друзья, а также герцог и герцогиня де Дуркаль, и мы были приглашены на чай. Там была обычная толпа гостей; они вели легкий разговор о перемирии, новой портнихе Шанель, революции в России и других событиях.

«А вы, Нижинский, что делали в этом году? Сочиняли что-нибудь? Собираетесь ли скоро танцевать?» Вацлав небрежно откинулся назад на кушетке, попивая чай. «Ну, я сочинил два балета, подготовил программу для следующего парижского сезона, а в последнее время играл роль. Видите ли, я артист; сейчас у меня нет труппы, и я скучаю по сцене. И я решил, что будет достаточно интересно проверить, хорошо ли я могу играть. Поэтому в течение шести недель я играл роль сумасшедшего, и мне поверили вся деревня, моя семья и даже врачи. Теперь у меня есть санитар, который наблюдает за мной под видом массажиста». Я потеряла дар речи. Так это был художественный эксперимент — то, что заставило нас страдать и почти свело меня с ума!

Дамы-слушательницы пришли в восторг. «Какой восхитительный эксперимент, Нижинский! Как это изобретательно, чудесно, великолепно!» Я была готова надавать им пощечин. Одна пожилая маркиза принялась обсуждать подробности эксперимента, и все выразили свое одобрение.

Только Дуркаль заметил: «Я думаю, Нижинский, что это был достаточно жестокий эксперимент и очень тяжелый для вашей жены». — «Что ж, я знаю, что она любит меня, но никогда не осознавал, что она любит меня так сильно». Вацлав действительно изменился. Я знала, что эта легкомысленность и болтливость — не его манера вести себя. Было почти похоже, что это теперь он играет роль пресыщенного светского аристократа и смеется над остальными присутствующими. Санитар, г-н С., пробыв у нас десять дней, пришел ко мне. «Мадам, я санитар при психиатрических больных и занимаюсь этим уже тридцать пять лет. Я знаю больше, чем самые великие профессора, и опыта у меня больше, чем у них. Я ухаживаю за пациентами, я живу с ними, а господа профессора только заходят к ним на несколько минут. Вы зря тратите деньги на санитара: г-н Нижинский самый разумный человек во всем Санкт-Мориц-Дорфе». Санитар уехал, и Вацлав, который теперь был ему большим другом, сам отвез его на вокзал и посадил в поезд.

Моя сестра и Вацлав очень хорошо ладили друг с другом. Он дал ей несколько уроков того, как надо ходить. Вацлав говорил, что мало людей знают, как правильно соблюдать равновесие своего тела при ходьбе, и показал нам упражнения для этого. «Не ходите на кончиках пальцев, а первой ставьте на землю середину ступни». Все тревожные симптомы исчезли, и я пришла к убеждению, что Вацлав дурачил меня. Слава богу, с ним все в порядке.