Вацлав Нижинский. Воспоминания

Еще один человек, оказавший Дягилеву огромную помощь, — графиня де Греффюль. Она имела огромное политическое влияние и всегда была верным, стойким и находчивым другом Дягилева. Всех остальных нежили и баловали — Рубинштейн и Бенуа обласкали артисты, а Бакста — дамы и господа из высшего общества, и он был тем счастливее, чем моднее был дом, где он находился. Возможно, он воспринимал это как что-то вроде компенсации за те трудности, которые он испытал в начале жизни из-за своего еврейского происхождения; но он несомненно был слишком великим художником, чтобы нуждаться в общественном признании такого рода. Дягилев делал все, что мог, чтобы поместить тех, кто с ним сотрудничал, в центр внимания, и заботился о том, чтобы они были должным образом показаны людям не только на сцене, но и вне сцены.

Так, среди большого труда и светской жизни в виде вечеров и балов прошел сезон 1910 года. Представления давались каждые вторник, четверг и субботу. Все были вне себя от радости, что второй год прошел с еще большим блеском, чем первый.

В том году в Брюсселе проходила Международная выставка, и Русский балет был официально приглашен выступить в театре Ля Моне, оперном театре бельгийской столицы. После Парижа артистам понадобилось всего несколько репетиций, чтобы приспособиться к новой сцене и новому оркестру. Они, как обычно, стали потрясающей сенсацией; на каждом представлении присутствовал весь королевский двор, а Вацлава и остальных представили королю Альберту и его королеве. В этом городе труппа балета разделилась, и большинство артистов вернулись отдыхать в Россию.

Вацлав и Сергей Павлович снова поехали в Карлсбад и на Лидо.

Глава 8 Разрыв Нижинского с Мариинским театром

В начале осени 1910 года Нижинский и Дягилев вернулись с Лидо в Санкт-Петербург. Во время их отдыха, который продолжался шесть недель, Сергей Павлович лечился в Карлсбаде, а Вацлав полностью расслаблялся. Было составлено много планов на следующий сезон.

Позиции Дягилева в Санкт-Петербурге были неприступными. Возможно, теперь управляющий Теляковский имел некоторые основания бояться его. Идеи Дягилева были приняты, его мнение старались узнать. Двор, печать и артистический мир считали его суждения безошибочными, и было бы вполне естественно, если бы ему предложили какую-то высокую официальную должность. После еще большего успеха в только что завершившемся парижском сезоне, на пятом году его непрерывной работы по установлению связей между французским и русским искусством, стали ходить разнообразные слухи о том, куда его могут назначить. Говорили, что его сделают новым управляющим Императорским театром. Говорили, что он станет директором Эрмитажа и будет контролировать государственные музеи изобразительных искусств и археологии.

Поскольку чиновники Мариинского театра чувствовали необходимость втайне быть недоверчивыми или завидовать группе Дягилева из-за созданных ею балетов, Россия не имела возможности увидеть дягилевских артистов танцующими как в Париже, свободными от мешавших им традиционных ограничений.

Поэтому герцог Ольденбургский предложил Сергею Павловичу поставить «Пир», «Игоря», «Шехерезаду» и «Клеопатру» точно так, как в Шатле и Опере, но теперь — на родине, в огромном Народном доме. Разумеется, жители столицы горячо желали этого, но, к несчастью, огромный дворец для народа сгорел при пожаре, и от этого плана пришлось отказаться.

Дягилеву было приятно находиться дома. В России почему-то и организационные дела, и разрешение спорных вопросов, и даже творческий процесс как будто шли быстрее. На его вечерних собраниях началось составление следующей программы для Парижа: «Петрушка», «Садко», «Нарцисс» и «Видение Розы». Было решено поставить по опере Римского-Корсакова «Садко» балет на тему подводного мира. Декорации, изображавшие морские глубины, разработал Анисфельд, который до этого оказал труппе неоценимую помощь при выполнении проектов Бакста. Бакст только делал макеты и наброски декораций. А сами его декорации, так восхитившие весь мир, писал Анисфельд. Он сделал смелое изобретение, которое произвело революцию в методах живописи для театра, — расстелил на полу холст и выплеснул на него ведра краски в нужных местах вместо того, чтобы точно наносить цветовые пятна щеткой и валиком. Его вольные методы имели много общего с расплывчатостью контуров и богатством цвета создаваемой декорации, и она была выполнена блестяще, как картина превосходного художника.

Еще Дягилев желал иметь балет, написанный специально для нового сезона в классическом стиле, большими мастерами которого были и Бакст, и Фокин. Бакст в 1905 году побывал в Греции со своим другом, художником Серовым, и в его уме толпились воспоминания об эпохе Фидия, которые теперь просились на сцену. Николай Черепнин, знаменитый дирижер оркестра Мариинского театра, сочинял к ним оркестровую музыку.