Вацлав Нижинский. Воспоминания

Фокин не знал, что Нижинский сам намерен сочинять. Об этом не знал никто, кроме Дягилева и самого Нижинского: Сергей Павлович посчитал, что будет лучше подождать и обрушить эту новость на Фокина, когда он вернется из России с новыми работами. Дягилев знал, что Фокин будет очень расстроен, когда узнает, что кто-то готов оспорить его превосходство как сочинителя. До этого времени каждая страна и каждая труппа имела лишь одного балетмейстера. Естественно, что изменение этого порядка не могло понравиться Фокину, который в это время находился на вершине своего творческого пути, — особенно при его капризном характере. Но Сергей Павлович не знал страха, когда у него возникала идея, и взял на себя обязанность объявить эту новость. В конце концов Фокин поймет и, как великий артист, со временем почувствует, что для развития их искусства необходимо иметь нескольких разных сочинителей. Труднее было удовлетворить Фокину, имевшую на Фокина большое влияние. Фокина занимала видное положение в Русском балете и была великолепной танцовщицей в своем роде танца. Но, по словам Дягилева, ее влияние было причиной многих возникших недоразумений.

Создание «Синего Бога» и «Дафниса» требовало постоянного присутствия Дягилева в Париже, и он решил провести там большую часть лета. Эта идея понравилась Нижинскому, который хотел сочинить и окончательно доработать «Фавна» до начала осеннего турне, на которое Дягилев перед отъездом в Париж уже, как обычно, подписал контракты с Германией, Австро-Венгрией и Монте-Карло.

Держать труппу постоянно в сборе было невозможно, и Нижинский не считал, что это будет нужно даже на ранней стадии репетиций, но ему был нужен один артист, на котором он мог бы пробовать то, что сочинял. Дягилев потребовал, чтобы один из танцовщиков труппы, Александр Гаврилов, отказался от отпуска и остался в Париже.

Гаврилов был молод и полон энтузиазма. Он окончил Императорскую школу в 1910 году, а вскоре после этого оставил Мариинский театр и перешел к Дягилеву. Он уже очень много слышал о дягилевских артистах, а когда он встретился с Дягилевым, Фокиным и Вацлавом, их объединившиеся таланты открыли перед ним совершенно новые перспективы в танце. Он был рад остаться. Лето было омерзительно жарким; Нижинский уводил Гаврилова вниз, в кафе, которое находилось в цокольном этаже Шатле, и там за парой маленьких кружек пива с большим волнением объяснял Гаврилову, что именно он хочет, чтобы тот сделал.

Каждый день они работали над «Фавном» на самом верху пыльного старого театра Шатле, в репетиционной комнате. Кроме них там был только пианист. Даже Дягилев не был туда допущен. Там Нижинский сочинял, а Гаврилов был для него материалом, как глина для скульптора. Каждый отрывок балета Нижинский прорабатывал и снабжал указаниями, а Гаврилов изображал в движении. Нижинский показывал, Гаврилов подражал ему; и очень часто целые фразы бывали отвергнуты или полностью изменены, когда их исполняли в движении. Каждый день в течение двух месяцев они работали в жаре и скуке парижского лета. Иногда по вечерам они ездили вокруг озера в Булонском лесу, или обедали в «Шато де Мадрид», или же ездили в укромные места в лесах Сен-Клу и Медона, а порой навещали Мориса Равеля в Монфоре.

Наконец лето приблизилось к концу, и Нижинский вместе с Дягилевым уехал на их любимый Лидо, чтобы три недели как следует отдохнуть и расслабиться на свободе. «Фавн» был полностью готов. Теперь душа Нижинского наконец была спокойна. Однако он понимал, что, когда будет разучивать свое новое произведение с артистами труппы, при обучении возникнут очень большие трудности, поскольку для «Фавна» была необходима совершенно новая техника.

Дни шли один за другим, и в первой неделе октября они присоединились к труппе, которая собралась в Дрездене под началом Григорьева. Большинство артистов вернулись из России и привезли множество новостей о том, что происходило дома и как сильно им завидовали собратья-танцовщики.

Приехала Броня. Она провела лето в Санкт-Петербурге с матерью. Элеонора была здорова и счастлива успехом своих детей, но очень тосковала по Вацлаву. Она тихо жила одна в столице, в первый раз не тревожилась из-за денег и имела свободное время. Вацлав тотчас же устроил так, чтобы мать приехала к нему, и решил, что лучше всего ей будет присоединиться к труппе в Монте-Карло. Элеоноре понравится Ривьера, и там у него найдется больше времени, чтобы быть с ней.

Перед ними был длинный список городов, где их пригласили выступить, — Дрезден, Лейпциг, Прага, Вена, Будапешт; это до марта, когда они должны были приехать в Монте-Карло. Приехал маэстро Чекетти, загорелый и в прекрасном настроении после лета, проведенного в Италии. Его приветствовали с обычным воодушевлением; он был должен выслушать все отпускные рассказы всех артистов труппы и всегда делал это с охотой.