Вблизи холстов и красок. Дневник жены художника. Январь – июнь 1996 года

На рынке в обувном магазинчике отхватила я себе туфли-шлёпанцы осенних тонов. В общем, отоварилась и через два часа вернулась. А у дверей нашей мастерской – Мишка! Живой! Но почему-то хромает. Несколько дней его не было видно. (Вернее, это не Мишка, а Машка, но мы с Геной зовём его по-прежнему Мишка). И Нина Ивановна, вахтёрша из «Канта», тут же. Я давай Мишку гладить, ласкать, а он вдруг отошёл и совсем по-человечески стал мне жаловаться: «Во-во-во…» Мы с Ниной Ивановной переглянулись, поразились… (Я попросила Гену дать Мишке косточку.)

Пока меня не было, Гена работал над картиной. Стал мне показывать, что нарисовал, опять просил немного попозировать. Потом начал рассуждать: «Понимаешь… Эта картина – о несовместимости людей, о неумении жить вместе. Совместимость людей не даётся от Бога, её надо воспитывать. А люди живут чувствами, своим эгоизмом, вот потому и расходятся часто, и убивают близких, вон, почитай газету».

Ужинали в 7 вечера. По телевизору передача «Герой дня» о Зюганове. Вёл Киселёв – изгалялся, пытался вывернуть наизнанку смысл слов Зюганова, почти глумился над его простодушием, невыносимо было смотреть… Потом я пробовала дрессировать Марту. Сначала издали играла ей на гармошке – она начала мелко дрожать. Я стала к ней приближаться – она спряталась. Уже стемнело. Я на веранде у настольной лампы занялась своими записями. Свежо (после утреннего дождя). Слышно отдалённое манящее перестукивание электрички. Шуршание проезжающих в переулке мимо дома машин всё реже и реже… И звуки, и свежесть, и близость природы напоминали пионерский лагерь в далёком прошлом, отход ко сну… Удивительно, что почти нет комаров.

Гена вдруг решил пробивать дверь в палисадник и в 11-м часу вечера стал колотить стену в парадном. Быстро, за час, оконный проём превратил в дверной. Я на кухне варила суп из куриных крылышек, кисель. По телевизору сообщили о взрыве вечером в метро между станциями «Тульская» и «Нагатинская», есть погибшие, много раненых. Всё начальство там, такого террора ещё не было, говорят об угрозе выборам через неделю. А сегодня ещё начали войска наши выводить из Чечни, там тоже может начаться резня…

Легли около двух. Я опять читала о Сурикове Сергея Глаголя, Суриков рассказывал, как увлёкся русской историей, как почувствовал и понял, что самобытному консервативному русскому духу чуждо прогрессивное западничество. Эти два начала составляли и составляют русскую жизнь – и тогда, и теперь. Всё уже было… Читала до четырёх часов ночи.

12 июня. Среда

Таганка. Кашляем, и насморк у обоих. Гена поднял меня в 12. Вчера долго читала о Сурикове, и всё думалось, что в его «Стрельцах», в «Морозовой» отражается и наше сегодняшнее время, раскол общества – самобытный консерватизм и чуждый русскому духу иноземный прогресс. (Ну а разве прогресс не нужен?..) Всё уже было, всё повторяется…

Завтрак. Смотрели новости по ТВ – вчерашний взрыв в метро. Лужков говорит, что это сделали не чеченцы, а наши консерваторы. 4 погибших…

Так как в «Московском комсомольце» написали о сегодняшних бесплатных междугородних звонках для ветеранов и инвалидов (День независимости), Гена позвонил в Красноярск отцу. Михаил Фёдорович сказал, что всё нормально, он работает, сейчас у них в Художественном институте идёт приём (он там руководит отделением графики). Но потом стал жаловаться на усталость, на старость (ему 80 лет), боится, что никуда больше не сможет поехать… Пытался Гена ещё дозвониться в Новочеркасск сестре Лене, оказалось занято. И он принялся за вчерашний дверной проём в палисадник.

Я позвонила Фатиным, передала им привет от Михаила Фёдоровича (тёте Нюре он родной племянник). И потом села на веранде чинить для Гены летние сатиновые шаровары (подарок от тёти Нюры). Боже! Какое лето! Какой мир вокруг! Какое умиротворение в душе! Чувствую даже лёгкое головокружение от мысли, не снится ли всё это мне… (Такой тихий восторг испытываешь иногда во сне). Васька сторожит на заборе у дома – на своём «посту № 1». Марта, вся в солнечных бликах, растянулась на столе во дворе, по цвету её не отличишь от линолеума и досок. Я смотрю на неё с веранды – она посматривает на меня. Я открываю рот и широко ей улыбаюсь. И вдруг она делает то же самое – удивительная собачка! Какая-то эйфория, бесконечное человеколюбие. Будто послевоенное время, а мы ещё дети… Столько во всём гармонии! Спасибо, Господи!

Потом я помогала Гене с дверью в палисадник – держала рейки, доски, дверь и проч. Кое-как приладили дверь. Новые наблюдения: под крышей, где палисадник, свили себе гнездо синички (или ласточки), гусеница ползёт по верху забора против солнца – пушистая, прямо как Васька (пух 2–3 см). Фантастические мохнатые «лепёшки-коконы» прилепились к стене дома – тоже видела только в детстве…