Вдали от безумной толпы

Как только Джозеф увидал знакомую табличку, на сердце у него сделалось веселее. Оставив лошадь под деревом, он приступил к осуществлению замысла, который давно лелеял. Дух Пурграсса нуждался в подкреплении, и он, повернув коня головой к зеленой насыпи, вошел на постоялый двор, чтобы глотнуть эля. Коридор гостиницы находился на ступень ниже порога, а харчевня – на ступень ниже коридора. Спустившись, Джозеф, к немалой своей радости, увидал два диска цвета меди, то есть лица мистера Джена Коггена и мистера Марка Кларка – обладателей двух глоток, на редкость хорошо приспособленных для питья (в целой округе не нашлось бы человека, способного их перепить, не выходя за границы пристойности). Сидя друг против друга за трехногим круглым столом с железным ободом по краю, призванным защищать посуду от падения на пол, два почтенных уэзерберийца напоминали солнце и луну, сияющие vis-а-vis по разные стороны земного шара.

– О! Так это ж наш сосед Пурграсс! – воскликнул Марк Кларк. – Такая рожа, как у тебя сейчас, Джозеф, – не похвала столу твоей хозяйки.

– Пассажирка у меня больно уж бледная, – ответил возница смиренно, однако все же содрогнулся. – Видать, оно на мне сказалось. К тому ж позавтракал я не ахти как, а с тех пор у меня и вовсе маковой росинки во рту не было.

– Коли так, то пей, Джозеф, пей вволю! – предложил Когген, протягивая товарищу скрепленную обручами кружку, полную на три четверти.

Пурграсс сделал один глоток, умеренно долгий, потом еще один, более продолжительный, и, оторвавшись от кружки, изрек:

– Славное питье! Очень даже славное! Оно, так сказать, придаст мне бодрости для теперешнего моего дела.

– Верно. Питье для нас великая отрада, – отозвался Джен тоном человека, чье сознание настолько свыклось с некоей истиной, что он уж и не замечает, как она срывается с его языка.

Подняв кружку, Когген, по мере ее опустошения, стал запрокидывать голову. Глаза его были закрыты, чтобы ничто вокруг не мешало жаждущей душе вкушать удовольствие.

– Пора мне дальше ехать, – сказал Пурграсс. – Не отказался бы я, конечно, пропустить с вами еще по кружке, только, ежели меня тут увидят, не будет мне доверия в приходе.

– А куда путь держишь, Джозеф?

– Домой, в Уэзербери. У меня в телеге бедняжка Фэнни Робин. Велено доставить ее к нашей церкви без четверти пять.

– Да, слыхали мы… Хоронят ее в дармовом гробу, и некому уплатить шиллинг за колокол да полкроны за могилу.

– За могилу приход платит, а колокольного звона, видать, не будет, да и не надо нам роскошества. Без этого обойтись можно, зато без могилы бедняжке уж никак нельзя. Правда, сдается мне, хозяйка наша на все денег даст.

– Девушка была такая, что краше я и не видывал! Да только к чему теперь спешить, Джозеф? Несчастная померла, и ты ее не воскресишь. Так посиди с нами в свое удовольствие и выпей еще!

– Пожалуй, и посижу, ребята. Но только минуток пять – не больше. И выпью разве что совсем капельку. Ведь работа – она все ж таки работа и есть.

– Верно, Джозеф. Выпьешь каплю, а станешь вдвое бодрей. Сразу сделается тебе этак тепло и весело, и все пойдет точно по маслу. В два счета управишься со своим делом! Лишнего пить – оно, конечно, плохо, так и к рогатому недолго попасть. Однако не всем дано хмельными напитками лакомиться, и мы, коли возможность имеем, упускать ее не должны.

– Точно, – согласился Марк Кларк. – Тем, что Господь дарует, пренебрегать не следует. А священство и прочий ученый люд не чтит, по моему разумению, старых добрых обычаев. Видано ли это – созывать гостей, чтобы выпить чаю!

– Однако ж мне пора, – сказал Пурграсс.

– Да брось ты, Джозеф! Женщина мертвая, ведь так? Ну и куда тебе торопиться?

– Надеюсь, Провиденье мне этого в вину не поставит, – промолвил возница, снова усаживаясь. – Я, признаться, уж несколько раз за последний месяц дал слабину. Выпил лишнего однажды, в минувшее воскресенье не был на богослужении, вчера обронил пару крепких словечек… Лучше мне теперь поостеречься, не брать на душу нового греха. К чему преграждать себе дорогу в Царствие Небесное?

– Да ты, видать, не в церковь, а в молельню[54] ходишь, Джозеф?

– О нет, нет! Это было бы уж чересчур!

– Что до меня, – сказал Когген, – я верный сын англиканской церкви!

– Я также! – подхватил Марк Кларк.

– Не люблю я себя хвалить, – продолжил Джен тем философическим тоном, какой нередко возникает после принятия горячительных напитков, – однако нельзя не сказать: за всю свою жизнь не нарушил я ни единого правила. Ровно пластырь, придерживаюсь я веры, в которой родился! Коли к нашей церкви принадлежишь, тебе не возбраняется выпить в старой доброй харчевне. Живи себе и не тревожься. А вот ежели ты в молельню ходишь, то ходи туда в любое ненастье. Усердствуй! Правда, они, пуритане, – народ неглупый. Такие славные молитвы из головы выдумывают! Особливо о своей родне. Или если про какой корабль в газете напишут, что он крушение потерпел.