Вдали от безумной толпы

– Зашел на минутку, проходя мимо. Прежде он часто так делал, да в последнее время отчего-то перестал. Только вот вода из желобов всегда стекала на камни, а теперь звук такой, словно суп в котле кипит.

Будучи не в состоянии работать, читать или думать, Батшеба попросила Лидди позавтракать с нею. По-детски щебеча, младшая из женщин коснулась недавних событий.

– Не собираетесь ли вы на церковный двор, мэм? – спросила она.

– Не знаю.

– Вам, верно, любопытно будет посмотреть, где положили Фэнни. Из вашего окна ее могилки не видно: дерево мешает.

Меньше всего Батшебе сейчас хотелось повстречаться с мужем.

– Мистер Трой ночевал дома?

– Нет, мэм. Думаю, он в Бадмут поехал.

Бадмут! При звуке этого слова фигура Троя и его поступки разом уменьшились в глазах Батшебы. Теперь их разделяло тринадцать миль! Ей противно было расспрашивать Лидди о собственном муже, и до сих пор она усердно этого избегла, но теперь весь дом знал, что между хозяином и хозяйкою произошла большая размолвка, и таиться было уже ни к чему. Батшеба достигла того состояния, когда не слишком интересуются мнением окружающих.

– С чего ты взяла, будто он туда поехал?

– Лейбен Толл видел его на бадмутской дороге нынче утром, до завтрака.

В одно мгновение Батшеба сбросила с себя груз, упрямо давивший на нее в последние двадцать четыре часа, истощая жизненные силы юности, но не заменяя их мудростью зрелой поры. Покончив с завтраком, фермерша решила прогуляться. Она надела шляпку и направилась к церкви.

Было девять часов, и люди, впервые за этот день вкусившие пищи, уже возвратились к работе, посему Батшеба едва ли могла со многими повстречаться по пути. Она знала, что Фэнни похоронили «за церковью», то есть в дальнем углу кладбища, который не виден с дороги. Батшебу тянуло посмотреть на это место, и в то же время оно по неясной причине внушало ей страх. Ее не оставляло ощущение, будто вчерашний свет, видневшийся сквозь деревья, как-то связан с умершей соперницей.

Обогнув церковные контрфорсы, Батшеба приблизилась к могиле. Мрамор в нежных прожилках был забрызган грязью, а на месте цветочной клумбы зияла яма, как и двумя часами ранее, когда Трой покидал это место. Теперь по другую сторону надгробья стоял Габриэль. Он неподвижно глядел на могилу и потому не сразу заметил бесшумно подошедшую госпожу, а она, не сразу поняв, что именно под этим великолепным камнем покоится Фэнни Робин, принялась озираться в поисках более скромного захоронения – простого земляного холма. Лишь проследив за взглядом Оука, она прочла надпись, начинавшуюся словами: «Поставлено Фрэнсисом Троем в память о милой его сердцу Фэнни Робин».

Увидев Батшебу, Габриэль попытался по выражению ее лица определить, как приняла она поразившее его самого известие о том, что Трой воздвиг своей возлюбленной памятник. Теперь обманутую супругу мало волновали подобные открытия. Как будто привыкнув к душевным потрясениям, она пожелала пастуху доброго утра и попросила его заполнить воронку землей при помощи воткнутой рядом лопаты. Пока Оук выполнял это поручение, Батшеба собрала разбросанные растения, а потом занялась посадкою, проявляя ту заботу, какой женщины обыкновенно одаривают корешки и листья, впоследствии, словно бы в благодарность, получая от них пышные цветы.

Напоследок она сказала Габриэлю, чтобы тот, во избежание повторного разрушения могильного холма, попросил церковных смотрителей отвести медный водосточный желоб чуть в сторону и отвернуть морду горгульи. Желая пересилить нарочитым великодушием ту злобу, к которой ее толкали более низменные женские инстинкты, Батшеба отерла грязь с надгробного камня так, словно высеченные на нем слова были ей приятны, и возвратилась домой.

Глава XLVII Происшествие на море

Трой шел в южном направлении, стремясь обрести дом в любом уголке земли, исключая Уэзербери. Это желание продиктовано было сложным смешением чувств: утомленностью отвратительным, на его взгляд, однообразием фермерской жизни, мрачными воспоминаниями о той, что лежала теперь на церковном дворе, раскаянием перед нею и всеобъемлющим неприятием общества жены. Образы печальных свидетельств кончины Фэнни грозили никогда не стереться из памяти, и это делало пребывание в доме Батшебы невыносимым.

В три часа пополудни Трой очутился у подножья пологого, более мили длиной, склона холма, который вместе с соседними взгорьями образовывал стену, стоящую вдоль моря. Этот барьер отделял земли, возделываемые руками человека, от дикого побережья. Дорога, взбегавшая наверх, была ровна и безукоризненно бела. Ее края, постепенно сближаясь, упирались в небо. Сейчас, в слепяще солнечный день, на всей этой длинной наклонной плоскости не было заметно ни единого признака жизни. Трой брел по дороге, изнывая от такой усталости и такого уныния, каких никогда не испытывал прежде. Теплый воздух сделался удушлив, а вершина как будто все удалялась.