Вдали от безумной толпы

Вновь обретя способность действовать, Болдвуд послал к Батшебе служанку, а сам отправился выяснять обстоятельства дела. Как видно, никто ничего не знал сверх того, что ему уже передали. Когда по его распоряжению лошадь миссис Трой запрягли в двуколку, Болдвуд возвратился в гостиницу. Батшеба была по-прежнему бледна и испытывала дурноту, однако уже послала за человеком, который привез дурную весть из Бадмута, и обо всем его расспросила. Поскольку она в нынешнем своем состоянии едва ли могла сама править лошадью, Болдвуд с присущей ему деликатностью предложил нанять для нее возницу или предоставить ей место в собственном удобном фаэтоне. Батшеба мягко отклонила оба предложения, и фермер сразу же удалился.

Примерно полчаса спустя она не без труда принудила себя сесть в коляску, взять в руки поводья и сделать вид, будто ничего не случилось. Выехав из города извилистой окраинной улицей, Батшеба медленно направилась к своей ферме, не разбирая дороги и не глядя по сторонам. На землю уже легли первые вечерние тени, когда она молча сошла с двуколки, передала вожжи мальчику и, войдя в дом, тотчас поднялась к себе.

Лидди встретила ее на лестнице. Весть о гибели Троя опередила хозяйку фермы на полчаса, и теперь служанка вопросительно заглядывала в лицо госпожи. Та, не сказав ни слова, прошла в свою спальню и села у окна. Там она сидела, размышляя, до тех пор, пока ночь не окутала ее, оставив видимыми одни лишь очертания. Кто-то, постучавшись, приоткрыл дверь. Батшеба спросила:

– Чего тебе, Лидди?

Девушка, поколебавшись, ответила:

– Я подумала, не надобно ли заказать для вас платье?

– Какое еще платье?

– Черное.

– Нет, нет, нет! – поспешно возразила Батшеба.

– Разве не нужно что-нибудь сделать для бедного…

– Полагаю, нет. Не сейчас.

– Почему же, мэм?

– Потому что он жив.

– Почем вы знаете? – проговорила Лидди в изумлении.

– Я этого вовсе не знаю. Но если бы он вправду погиб, все было бы иначе: нашлось бы тело, мне рассказали бы подробности… Ведь верно, Лидди? Мне трудно тебе объяснить, но, будь он мертв, я бы чувствовала не то, что чувствую сейчас. Он жив – я твердо убеждена!

В этом убеждении Батшеба пребывала до понедельника, когда два обстоятельства почти одновременно его поколебали. Сперва в местной газете напечатали несколько строк, автор коих, безапелляционно объявив Троя утонувшим, сослался на слова молодого бадмутского врача по фамилии Баркер, который в письме к редактору назвался свидетелем происшествия: с утеса в глубине бухты, когда садилось солнце, он видел человека, уносимого в открытое море. Такое купание не могло кончиться благополучно, если только купальщик не обладал сверхъестественной мускульной силой. Доктор пошел было следом за пловцом, который скрылся за выступающей скалой, но, пока он, мистер Баркер, взобрался на такое возвышение, откуда хорошо просматривались прибрежные воды, уже стемнело.

Вторым обстоятельством стало прибытие одежды Троя. Батшебе надлежало осмотреть и опознать его вещи, что, очевидно, давно уже сделали те, кто искал в карманах документы и письма. Взволнованная Батшеба тотчас заключила: Трой разделся, намереваясь очень скоро одеться снова. Значит, ему могла помешать только смерть. Иные предположения были бы бредом. Тогда Батшеба сказала себе: «Странно, что я не верю в то, в чем другие так уверены». Внезапно ее поразила мысль, от которой она вспыхнула: если Трой последовал за Фэнни в мир иной, не сделал ли он это намеренно, придав самоубийству внешнее сходство с несчастным случаем? Помня свою былую ревность к умершей сопернице и раскаяние, выказанное Троем в роковую ночь, Батшеба сознавала, сколь разительно кажущееся порой отличается от действительного. Притом она не настолько ослепла, чтобы не принимать во внимание другого исхода – менее трагического, более вероятного и для нее самой более разрушительного.

Вечером Батшеба, сумев себя успокоить, сидела одна у слабо затопленного камина. Взяв часы Троя, переданные ей вместе с другими его вещами, она, как он сам неделей ранее, открыла крышечку и увидела маленький светлый локон, который, словно фитиль, дал начало мощному взрыву. «Она принадлежала ему, а он ей. Они должны быть вместе, – сказала Батшеба. – Ни для нее, ни для него я ничего не значу. Так зачем же мне хранить эти волосы? – Она взяла завиток и вытянула руку над огнем. – Нет, не стану его жечь. Сберегу на память о бедняжке!» – И с этими словами Батшеба убрала локон.

Глава XLIX Возвышение Оука. Великая надежда

Быстро наступила поздняя осень, а за ней и зима. Листья густо устлали лесные мхи и дерн прогалин. Если раньше Батшеба пребывала в состоянии, не вполне похожем на обыкновенную тревогу, то сейчас ею овладело спокойствие, не вполне похожее на обыкновенный покой. Прежде, считая Троя живым, она могла думать о его смерти хладнокровно. Теперь же, допустив, что вправду его потеряла, она стала об этом жалеть.